Грехи матери

Стил Даниэла

Оливия обожала моменты, когда могла одна общаться с молодежью. Они танцевали под музыку с привезенных с собой компакт-дисков, потом вчетвером играли в «Монополию», а когда девушки ушли спать, Оливия осталась на палубе наедине с Алексом. Не первый день она замечала, что внук о чем-то раздумывает, но понятия не имела, о чем именно.

Когда они остались одни, он какое-то время молчал.

– Алекс, может, я могу тебе чем-то помочь? – решила первой начать Оливия.

Она думала, что, возможно, внук расстроился, узнав о ее предложении

Софи, но ведь он понимал, что еще слишком молод. Ему предстояло три года проучиться в колледже, прежде чем он мог бы поступить к ней на работу.

– Не знаю, бабушка, – тихо ответил он, глядя ей в глаза. Алекс был очень искренним юношей. Оливия чувствовала, что его что-то беспокоит, но он не решается об этом заговорить. – Иногда всё сложнее, чем кажется.

– Ты абсолютно прав, – согласилась она и улыбнулась. – Если ты пришел к такому выводу, ты уже молодец.

– Если я открою тебе тайну, обещаешь, что никому ее не выдашь?

– Обещаю.

Единственной причиной, по которой она могла нарушить обещание, было бы его намерение сделать с собой что-нибудь опасное, но Оливия этого не сказала, а только добавила:

– Мне кажется, ты о чем-то размышляешь.

– Допустим, – сказал он осторожно. – Я не хочу, чтобы узнали мама и папа.

Оливию это озадачило.

– Почему?

– Не думаю, что они знают, как поступить в такой ситуации.

Ей польстило, что внук полагается на нее. Но ведь действительно ее жизненный опыт был больше, чем у Сары и Джона. Они были на тридцать лет моложе и жили обособленно. Оливия же многое испытала и многое повидала.

– Ну, тогда, может быть, я тебе помогу?

Она хотела быть ему полезной, а он явно стремился с кем-то поделиться. Но к тому, что он сказал, она оказалась не готова.

– Бабушка, я гей.

Оливия в первую минуту потеряла дар речи, только посмотрела на внука и кивнула. Она была застигнута врасплох, но не хотела, чтобы Алекс подумал, что она настроена против него. Оливия его не осуждала, но сознавала, что это, несомненно, до некоторой степени осложнит ему жизнь. То, что он не хотел делиться с родителями, уже было тому свидетельством. И ей не совсем было понятно, почему мальчик считает, что родители не знают, как быть в такой ситуации. Похоже, он не особенно доверял им.

– Ты в этом уверен? – мягко спросила она. – Почему ты так думаешь?

Он улыбнулся ее неосведомленности. Бабушка спрашивала так, будто он сказал, что подцепил венерическую болезнь, и хотела узнать, каковы симптомы, чтобы убедиться, что он не ошибается.

– Меня привлекают другие парни, а не девчонки.

– Да, это, конечно, наводит на определенные выводы… – сказала она с застенчивой улыбкой, понимая, что ее слова звучат глупо. – И давно ты об этом знаешь?

– Года четыре, с тринадцати лет, – без колебаний ответил Алекс. – Я задумывался над этим, но до конца не был уверен до этого года. В моей школе учится парень, который мне

по-настоящему нравится. А ни к одной девочке меня никогда не тянуло. Я с ними просто дружу.

Он явно всё упрощал, но Оливия не спросила, как далеко зашли его отношения с пареньком, который ему нравился. Она подумала, что это было бы нетактично с ее стороны.

– А ты еще кому-нибудь об этом говорил? – спросила она спокойно.

– Нет. Только тебе.

– А почему думаешь, что родители не знают, как быть в такой ситуации? Твоя мама – преподаватель колледжа. Она всё время имеет дело с молодежью.

– Это не одно и то же. У них очень старомодные взгляды. Они всё время спрашивают меня про подружек. Мама просто думает, что я молодой и спорт мне нравится больше, чем девочки.

Оливия в очередной раз подумала, как слепы люди бывают к тому, что происходит рядом, даже у них дома. Сара с Джоном явно понятия не имели, кем на самом деле являлся их сын. Они любили его, но ожидали, что он будет таким, как и они. Еще она подумала, что это роковая ошибка многих родителей: они не видят, кто их дети. У нее самой, к сожалению, сложились натянутые отношения с Касс, и тем более парадоксальным ей казалось, что внук решил с ней поделиться и так ей доверял.

– Чем я могу тебе помочь? Хочешь, чтобы я с ними поговорила?

– Нет. Я просто хотел, чтобы кто-нибудь узнал, кто я на самом деле.

Это было веской причиной для его признания, и Оливию тронуло, что он рискнул и открылся ей.

– Ты в шоке?

– Нет, – честно ответила Оливия, опять садясь в кресло. – Мне немного грустно, поскольку я думаю, что этот путь бывает нелегким. Не все будут относиться к тебе благосклонно. И возможно, у тебя не будет детей. Это тоже грустно. Но ты сможешь их усыновить или воспользоваться услугами суррогатной матери. Тут нет ничего непреодолимого, просто сложностей может оказаться больше.

Все эти мысли проносились у нее в голове, но теперь его проблемы стали гораздо яснее. У него были родители, которые понятия не имели об ориентации сына и его чувствах. Он был одинок.

– Я думаю, ты должен сказать и дать им шанс, – откровенно заявила Оливия, но Алекс только покачал головой:

– А я думаю, что у них крыша поедет. Особенно у папы. Мама свыкнется с этим – как ты сказала, у нее есть студенты-геи. Но папа – нет. Может, он даже перестанет со мной разговаривать или выгонит из дома.

В его глазах был страх. Он слышал достаточно историй о геях и реакции их родителей, особенно отцов. И теперь это давило на него.

– Ты забываешь одну важную вещь, – напомнила бабушка. – Они тебя любят. Это всё меняет. Ты их единственный ребенок.

– От этого только хуже, – возразил Алекс с выражением отчаяния на лице. – Если бы у них был другой сын, нормальной ориентации, они бы отнеслись спокойнее. Родители возлагают на меня все свои надежды.

Оливия знала, что он прав.