Грехи полуночи
Шрифт:
Никогда.
Поэтому, даже после того, как волны оргазма утихли, Тодд продолжил скользить во влажной глубине Кары. Его член остался в боевом состоянии. Кара все еще обнимала Брукса ногами и не сводила с него своих полуночных глаз.
Их окружала магия. Давила. Порхала по коже.
Кара сияла от полученной энергии.
Он тоже.
Тодда переполняла сила, энергия, он чувствовал, что может свернуть горы, чего никогда раньше не было. Во всяком случае, не так быстро. Никогда…
Поэтому он продолжил двигаться.
Эта удивительная связь между ними стала крепче. Брукс
Так прочно, так сильно, что Тодд, казалось, мог коснуться души Кары.
Когда они кончили, то сделали это одновременно. Тело к телу.
Душа к душе.
Демон и человек.
Нет, женщина и мужчина.
Идеальное сочетание.
Брукс держал Кару в своих крепких объятиях и думал, что ради нее отправится даже в адское пекло, если потребуется.
Отрезвляющая мысль для человека, который однажды уже сражался с дьяволом… и имеет шрам, как доказательство этого.
— Я знаю, что ты не убивала Хауза. — Жар страсти остыл, но магия все еще согревала их кровь, когда Брукс начал говорить. — Как и остальных.
Тодд и Кара лежали в его кровати. Обнаженные. Он обернулся вокруг девушки, положил правую руку на ее грудь. На левой покоилась голова Кары.
Кара обернулась к Тодду, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Ты серьезно?
— Да. — Он смог коснуться ее так, как ни один мужчина до этого. Не физически. Дотянулся до ее сердца. Души. Тодд прочувствовал ее естество. В Каре не было зла. — Ты не убийца.
Он уже говорил это в участке, но хотел повторить. Именно сейчас, когда она лежала в его руках, а ее запах пропитал его кожу.
Кара сглотнула.
— Я с самого начала говорила, что не убивала Майкла. — В ее голосе звучала боль, когда девушка произнесла имя мужчины.
Кара что-то чувствовала к Хаузу, может даже любила его. Тодд ощущал боль, которую испытывала девушка, и хотя змея ревности зашевелилась в его сердце, разделял с любимой ее переживания.
Но Хауз умер, несчастный ублюдок. Пусть даже и не заслуживал смерти.
Брукс собирался найти убийцу парня… во-первых, это его долг, а во-вторых, ему нравилось думать, что этим он возвращает мир в души покойных жертв.
Тодд лениво поглаживал тело любимой.
— Кара, жизнь со мной не сахар. Самое важное для меня — работа. Правое дело. Защита тех, кто не может за себя постоять. Я отношусь к этому очень серьезно. — Долгие годы значок полицейского был для него центром вселенной, кроме него ничего не имело значения. Бруксу хотелось, чтобы девушка поняла это. Приняла тьму, царящую в его душе. Мрак, который она не могла не почувствовать.
Прижавшись щекой к его руке, Кара посмотрела ему в глаза.
— Почему ты стал полицейским?
Тодд снова вспомнил крики матери.
— Мой старик был копом. Он восемнадцать лет проработал в полицейском управлении Атланты.
Для большинства этой информации хватило бы, чтобы сделать вывод: мальчику не терпелось вырасти,
Что ж. В чем-то они были бы правы.
В чем-то нет.
— Но почему ты стал полицейским? — Ее черные глаза видели его насквозь.
И Брукс вдруг понял, что рассказывает ей историю, в которую не посвящал никого. Даже деда, которому пришлось его растить.
— Отец работал под прикрытием. Внедрялся в преступные группировки. Иногда он не появлялся месяцами, а когда вдруг приходил, то был абсолютно другим человеком.
Жестоким, угрюмым чужаком, от которого разило выпивкой и сигаретами. С холодными глазами и неулыбчивым лицом.
— Он был хорошим копом. Это признавали все. — А в его комнате было невероятное число почетных знаков и медалей. Мама полировала их каждую неделю, на ее губах всегда была грустная улыбка. — Даже не знаю, сколько подонков отец отправил за решетку за все эти годы. Наркоторговцев. Грабителей. Убийц. Он обзавелся врагами. Из тех, что не забывают и не прощают измен.
Кара молчала. Просто не спускала с него глаз.
— Однажды на свободу вышел один из них. Тони Коста. Отец когда-то был внедрен в его банду. Арестовал его за продажу кокаина и убийство двух проституток.
— И его выпустили? — удивленно переспросила Кара.
Да уж, она явно не понимала систему правосудия людей.
— Он подергал за ниточки, ему были должны какие-то шишки. Его осудили за непредумышленное убийство и дали семь лет. — Тодд сделал глубокий вдох. Он ненавидел вспоминать эти события. — Когда он вышел по условно-досрочному освобождению, мне было четырнадцать лет. Я помню это, потому что был мой день рождения. Мама заказала по этому случаю торт в кондитерской, и мы как раз выходили из дома, чтобы поехать за ним. — Брукс собирался устроить для друзей вечеринку у бассейна. Они собирались забрать торт и вернуться до прихода гостей. — Коста ждал на подъездной дорожке. С пистолетом в руке.
— Тодд…
— Он заставил нас вернуться в дом. Приказал маме позвонить отцу, сказал: «пусть этот ублюдок придет и понаблюдает». Но отец опять был на задании, и мама не смогла его найти. Она предложила Косте позвонить капитану отца, но… — В горле застрял комок, мешая говорить дальше. — Но Коста знал: позвони она капитану, сразу нагрянут полицейские. Поэтому он улыбнулся маме… и убил ее. Ублюдок выстрелил ей промеж глаз.
Кара обняла Тодда и зарылась лицом в его шею.
— Мне так жаль.
Бруксу было холодно. Даже тепло ее тела, прижатого к нему, не спасало от этого треклятого холода.
— Потом он направил пистолет на меня.
Кара застыла. По комнате пронесся порыв ветра, всколыхнув простыни и скользнув по телу Брукса.
Девушка подняла голову:
— Он выстрелил в тебя.
Тодд взял ее руку. Прижал к старому, зарубцевавшемуся шраму на левом боку.
— Я побежал, но он все равно в меня попал. — Когда обжигающая боль пронзила его бок, он подумал, что сейчас умрет. Он не мог дышать, такой силы была агония. А потом увидел кровь. Много крови. Его. Его матери. Ему казалось, что он даже почувствовал запах ее крови на своей коже. И желал, чтобы этого не было.