Греховная связь
Шрифт:
— Но разве они тебе — они тебе ничего не обещают? — запинаясь, выдавила она.
— А то как же! Спят и видят, чтобы все их мальчики были счастливы! Мне прислали формальное послание от начальника тюрьмы: „Не нам судить почему, Эверард. Закон — что дышло. Комиссии по освобождению виднее. Их решения не всегда нам ясны, но все, что ни делается — к лучшему“. Смешно? Я думал, что сдохну! — И снова он издал дикий, лишенный всякого веселья, пугающий смешок, как в начале свидания.
Что тут скажешь? Перед лицом этой сокрушенной надежды, этого леденящего кровь сарказма, его понятного бешенства
Его настроение вдруг резко переменилось, словно ветер, неожиданно изменивший направление.
— Тут вот какое дело…
— Да? — Что угодно, Поль, что угодно.
— Прислали сюда нового капеллана — он прибыл как раз в тот день, когда мне дали от ворот поворот. Вечером явился ко мне. Я, говорит, знаю о происшедшем, что, значит, меня мордой об стол — и, говорит, хотел бы помочь. Ну, дружеских чувств я поначалу, прямо скажем, не выказал. Отделался доморощенными банальностями на тему великого Начальника на Небесах.
Не нужно было и особого воображения, чтобы понять, какое терпение, человеческую доброту, да просто святость надо иметь, чтобы такое выдержать. Поль в этом состоянии был, вероятно, подобен разъяренному быку. Попытаться приблизиться к нему, вызвать на разговор значило попасть ему на рога.
— Он малость поговорил со мной и спросил, какие у меня шансы выйти не по амнистии. Я сказал, что апелляция заморожена — нет новых свидетельств, а при наличии столь неопровержимых улик против меня шансы на пересмотр равны нулю. Тогда он спросил, не хотим ли мы пойти другим путем.
— Что он имел в виду? — насторожилась Клер.
Взгляд Поля был по-прежнему агрессивный.
— Ему довелось посмотреть по телевизору, как твой муженек валял дурака во главе демонстрации или Бог весть чего. Говорит, он в Сиднее хорошо известен как заступник слабых и угнетенных. Почему бы, говорит, Роберту не начать компанию в мою защиту — апеллируя не к закону, а к человечности и требуя моего освобождения? Он уверяет, что у Роберта достаточно влияния, чтобы оказать давление на тюремное начальство и комиссию по амнистии.
— Правда? — Лицо Клер загорелось энтузиазмом. — Как это мы раньше не подумали!
— Раньше он не был столь знаменит, — с некоторым ехидством пояснил Поль. — Впрочем, может, и сейчас еще недостаточно. Что ты об этом думаешь? Стоит попытаться?
Говорил он с таким видом, будто его это особенно не касается, и она почувствовала укол в сердце.
— Что ты говоришь, — не задумываясь, выпалила она. — Конечно, стоит. Если есть хоть малейшая надежда.
— А он взялся бы?
— Разумеется, взялся…
С ужасом она почувствовала, как голос ее дрогнул. Взялся бы он? Год назад, даже месяц, она, не задумываясь, ответила бы за Роберта. А сейчас — Боже мой! — она не знает! Клер мысленно перенеслась в то утро, когда проснулась, как это теперь бывало почти всегда, одна в кровати — в кровати, которая была пуста и прошлой ночью, и ночью до этого. Она даже не знала, где находится ее муж в данную минуту, почему не с ней и куда ушел, не оставив даже записки, почему
Как всегда чуткий ко всему происходящему, Поль сразу же заметил растерянность Клер.
— Не возьмется, так что ли? — требовательно спросил он, и его лицо исказилось враждебностью. — Что ему мешает? — презрительно продолжал он, еще больше разъярясь от разочарования. — Боится ручки замарать и попортить себе карьеру? А ты спроси его, что он думает о моей карьере, которая вместе со мной здесь погребена заживо, пока он порхает по собору в своем бабьем платье?
Она больше не могла сдержать слез, которые копились, если говорить по правде, целых двадцать лет. Потрясенный Поль схватил ее за руку.
— Эй, сестренка! — крикнул он, и голос его дрожал от избытка чувств. — Что с тобой? — Вдруг в голову ему пришла мысль, ужасающая по своей простоте. — Да послушай — у вас что, совсем плохи дела?
— Чашку чая? Кофе? Да вы садитесь. Не смотрите на этот беспорядок, у меня вчера были девчонки, и мы полночи проболтали.
Стоя на пороге комнаты, Роберт с изумлением озирался вокруг. Для него, привыкшего к чистоте и порядку, который поддерживала в доме аккуратная Клер, валяющиеся повсюду банки из-под кока-колы и пива, жуткая вонь от переполненных пепельниц и остатков дешевого обеда из китайского ресторанчика были чем-то немыслимым и говорящим о настоящей оргии.
— Девчонки? Полночи?
С трудом он отыскал, куда присесть. Роберт знал, что выглядит усталым — многие ему говорили об этом — но как можно было объяснить, что он никогда себя не чувствовал лучше. Не покидающее его последнее время острое ощущение близости цели, уверенность, что покров, окутывавший двадцать лет его память, вот-вот будет сброшен — все это переполняло его, и ему приходилось изо всех сил сдерживать свои эмоции, подавлять возбуждение, так и рвущееся наружу.
Было в этом и немало страха, что правда, то правда Что в действительности случилось в ту ночь? Что это была за ночь, которую вызвал из глубин его подсознания Меррей? Все еще много разрозненных частей предстоит подобрать, чтобы они сложились в общую картину. Но разгадка уже близка. Он следил за девушкой, колдующей над чайником, и думал о том, что она могла бы пролить свет на его тайну.
Но главное — и он признавал это со всей откровенностью — ему просто хотелось видеть ее. Больше всего на свете хотелось быть с ней, узнавать о ней, разговаривать с ней. Когда он проснулся рано утром и выбрался из постели, стараясь не разбудить Клер, ему как никогда захотелось побыть одному, поразмыслить над ожиданиями и страхами, навеянными сеансами с Мерреем, а потом встретиться с ней, побыть в удивительной атмосфере близости, которая постепенно возникла между ними. Он не сомневался, что она тоже знала об этом. И ничего не имела против. Его сегодняшний визит был жданным и желанным. Она совсем не удивилась, когда открыла дверь. И не потому, что больше ни с кем не виделась, вовсе нет — сегодняшний бедлам тому свидетель. Он снова улыбнулся.