Греховная связь
Шрифт:
Он чувствовал себя совершенно измученным. Видит Бог, он уже слишком стар для таких игр!
Чувствуя себя выжатым как лимон, Меррей Бейлби проводил столь же вымотавшегося Роберта до дверей кабинета и через приемную к входной двери. Мужчины молча пожали друг другу руки, взаимно удовлетворенные сеансом, который прошел гораздо лучше, чем можно было ожидать. Скороговоркой бросив:
— Пока, до вторника? — Роберт удалился.
— Простите, доктор Бейлби. — Это была Джанет,
— О нет, Джанет, Бога ради, — замахал руками Меррей. — Делай что хочешь, только меня уволь. Мне плевать даже, если это премьер-министр. Я потом перезвоню.
— Но на этот звонок, доктор, вам лучше ответить, если вы в силах. — Джанет смотрела на него очень серьезно. — Она звонит с утра, который раз, и мне кажется, вам лучше самому переговорить! Я переключу на ваш телефон.
— Да, да, конечно, я прекрасно помню вас, мисс Мейтленд, Джоан — прошлой осенью мы встречались в Соборе на инаугурации Роберта Да, последние годы все хорошо. Чем могу служить?
Голос Джоан стал более хриплым, но ничто на свете не может изменить ее неустанную заботу о Роберте.
— Дело касается Роберта.
— Да? — Не зная почему, Меррей насторожился.
— Я знаю, что он вас посещает. Он говорил что-нибудь об этих… о своих помрачениях… или о чем-нибудь таком?
Меррей вздохнул.
— Мисс Мейтленд, вы должны знать, что я не могу обсуждать проблемы пациента — пусть даже вашего брата — с вами или с кем бы то ни было.
— Да, да, конечно, но…
— Боюсь, никаких „но“. Я знаю, как вы заботитесь о Роберте, но доверие между пациентом и психиатром священно.
Он почти физически чувствовал, как напряженно работает ее мозг перед следующим ходом.
— Не думайте, что я вмешиваюсь, доктор, но я так беспокоюсь за него, вот и все.
— Прекрасно вас понимаю.
— Я и подумала, что, может, как-нибудь могла бы помочь. Я хочу сказать, что вдруг что-то еще мучает его? Скажем, ситуация дома? Семейный кризис?
Меррей видел, что она начала импровизировать. Но даже если так, то какой кризис?
— Если что-нибудь есть, — сухо сказал он, — сразу же позвоните мне. Любые посторонние возбудители Роберту сейчас противопоказаны.
— Вы хотите сказать, что во время сеансов подошли к чему-то важному?
— Я так не говорил. — Но он сказал и понимал это.
— К чему именно? — Быстро переспросила она явно взволнованным голосом. — Что это такое? О том несчастном случае? О той ночи?
— Вы очень близки друг другу, — медленно произнес Меррей, тщательно выбирая слова. — Я знаю, что он почти во всем зависит от вас…
— В чем именно? — снова крикнула она. — Что он сказал? Он не знает! Он не знал,
Наступила долгая пауза.
— Зачем вы это говорите, Джоан? — спросил он необдуманно — слишком необдуманно.
Что она сказала? И зачем? Ее трясло еще сильнее. Молча она положила трубку.
Чуть позже, когда тяжелые тучи с востока начали затягивать низкое небо, она надела пальто и вышла из дома.
— А теперь выкладывайте все напрямик.
Мик Форд гордился собой за то, что достаточно владел искусством сделки. И правило номер один гласило: выясни, что ты должен сделать за то, что должен получить.
— Этот тип, Бейлби, — вы хотите убрать его, так? И просите меня сделать это?
Твердое выражение лица Джоан и весь решительный вид не могли скрыть внутренней тревоги. Еле заметная дрожь в голосе выдавала ее.
— Небольшой инцидент на дороге, — ответила она. — Ничего серьезного. Так, чтобы он не мог работать некоторое время. Чтобы было о чем поразмыслить на досуге, так сказать.
Мик Форд не выглядел чересчур привлекательным и в тот вечер по спасению „Алламби“, когда она видела его последний раз, даже несмотря на великолепие антуража званого обеда. Сейчас, в неверном свете дня с водянистым, едва пробивающимся сквозь тучи солнцем, льющим серую муть в давно немытые окна штаб-квартиры профсоюзов, он казался засаленным и неухоженным.
Не прибавил ему обаяния и невинный вид, который он напустил на себя, чтобы усилить эффект произнесенной залпом фразы:
— Насилие? Коррупция? За кого вы меня принимаете?
Но ею нельзя не восхищаться, ухмыльнулся он про себя. Этой дамочке палец в рот не клади.
— У вас, Мик, связи, это всем известно.
— У кого, у меня? — он комично выкатил глаза. — Это у человека-то в моем положении?
Ей было не до игр.
— Ах бросьте, Мик. Я вас знаю. Коррупция — ваше второе имя, со дня рождения.
— Помилуйте, Джоан…
— „Ваше положение!“ Это было бы положением Поля Эверарда, если бы не ваши свидетельские показания — и вы это прекрасно знаете!
— Это был он. Я видел его.
— Так вы сказали. Но поклянитесь на самом деле.
— Что вы хотите сказать? — Его крошечные глазки подозрительно буравили ее.
Что она хочет сказать? Осторожнее, Джоан, осадила она себя.
Не теряй голову. Из того, что ты знаешь, что он лживый ублюдок, просто воспользовавшийся случаем, чтобы упечь Поля Эверарда в тюрьму, еще не следует, что ты можешь выдвинуть против него это обвинение. Потому что единственный человек в мире, который знает, что он говорит неправду — ты! — и ты не можешь открыть это, не открыв все остальное! Думай!