Гремучая смесь
Шрифт:
Я не специально это придумал, оно на самом деле так случилось. Есть такая народная мудрость: «Вожжа под хвост попала». Значений у этой мудрости много, но не в этом дело. Дело в том, что на этот раз вожжа что-то там перепутала и вместо того, чтобы попасть под хвост лошадям, попала приблизительно в тоже самое место кучеру, Занзибару.
Ни с того, ни с сего, Занзибар вдруг засвистел, так, что любой Соловей-разбойник позавидует и заорал: «Занзибар, твою мать! Залетные! Поберегись!» и, нахлестывая лошадей, пустил
Тройка неслась по деревенской улице, наверное, быстрее паровоза, но, похоже, Занзибару такой прыти было мало. Наверное, ему казалось, что лошади еле-еле плетутся, а потому он не преставал охаживать их кнутом. Так еще и орал при этом дурным голосом чего-то, и свистел.
Правда, надо отдать должное, Занзибар правил лошадьми хоть и совершенно по-хулигански, но уверенно и даже мастерски. Во всяком случае, коляску не бросало из стороны в сторону и молодые чувствовали себя более-менее нормально, только держаться приходилось, а так, ничего страшного.
«Это наверное Занзибар с ними заодно. – глядя на спину кучера, думал Иван. – Это он, стало быть, так лошадей гонит, чтобы я по дороге не выскочил и не сбежал. Ладно Занзибар, я тебе за это еще морду начищу, и не раз».
Однако, похоже, что ни в каком сговоре, тем более с Марьиной родней, Занзибар не был. Он сам человек неженатый, а потому прекрасно знает, что такое свобода, сколько она стоит и как страшно ее вот так вот, вдруг, потерять. Скорее всего, ему просто нравилась лихая, быстрая езда с молодецким посвистом и матюками. Видать, душа Занзибара песни требовала и в ее представлении, песня выглядела именно так. Зря на него Иван обижался, зря.
И осталось ехать-то, всего ничего. Поворот, а за ним прямо и в горку, и вот она, церква. А там все готово и даже батюшка, говорят, уже сердится…
Тут такое дело. Наверное все-таки Господь услышал молитвы и просьбы Ивана, но услышал их в каком-то неправильном виде. Скорее всего, Иван или не так молился, или подумал как-то не так, как следовало. Внезапно коляска как бы подскочила, ну, как будто подпрыгнула. Иван только и успел понять, что он уже не в коляске, а летит куда-то, ну а дальше, дальше наступили темнота и тишина…
«Это в честь чего же я так напился? – было первое, что пришло в Иванову голову. – Вроде бы и праздника никакого не было. Водички бы, а лучше кваску».
Он открыл глаза. Вот если бы Иван действительно был с похмелья, тогда бы точно удивился, потому что, даже не шевелясь, увидел, находится он не дома и не в какой-нибудь другой избе или в сарае, а неизвестно где, но он нисколько не удивился. Хотел было получше рассмотреть, где это он, да куда там! Голова совсем не шевелится и болит так, что спасу нет. А если не шевелясь, то видно – потолок побеленный, правда, давно, серый весь. Краем глаза кровати какие-то видно и еще то, что не один он здесь.
Иван хотел было встать, да куда там, как будто всего гвоздями прибили. Подняпрягся, все без толку, только боль во всем теле появилась, аж застонал.
– Смотри, жених очухался! – услышал Иван. – Живой?! – над ним склонилась рожа с всклокоченной бородой, причем, рожа незнакомая.
Иван принялся материть незнакомца за то, что тот над ним издевается, связал всего и сказал еще, что пить хочет. Но из всего «сказанного» всклокоченная борода поняла только то, что жених хочет пить.
– Пить хочет! – заорала бородатая рожа. – Значит живой! – и засмеялась.
– Очнулся касатик, – какая-то женщина в белом платке появилась. – ну и слава Богу. Три дня как беспамятный лежишь, дохтур волноваться уже начали.
«Дохтур? Какой дохтур? – Иван хотел объяснить этой глупой тетке, что никакой дохтур ему не нужен, что он пить хочет. Видать крепко погулял, все-таки. И, мол, вообще, кто она такая и где он находится?»
Но тетка кажись и впрямь попалась глупая. То, что произошло дальше, Иван воспринял, не иначе, как самое гнусное над собой издевательство, почище, чем то, что привязанный лежит. В руках женщины откуда-то появился чайник, самый обыкновенный, только маленький, в котором заварку заваривают. А дальше, женщина засунула носок этого чайника ему в рот. От такого наглого к себе обращения, Иван чуть было не поперхнулся и хотел было эту гадость выплюнуть, но не выплюнул, уж очень пить хотелось.
«Странно как-то. – удивился Иван. – что-то я уж очень быстро напился. – Да что там, ему показалось, что он из этого чайника не меньше ведра выпил. – Чайник маленький, а воды много влезает. Тетка эта, не иначе как ведьма».
И снова наступили темнота и тишина…
***
– Мне вчерась бабка Касьяниха, соседка, знаешь ее, сказала: ты, говорит, завтра к нему поезжай, в памяти он будет и что больше тебя лихоманка к себе забирать не будет, на поправку пойдешь. – рядом сидел дядька Кондрат и улыбался.
То ли от его слов, то ли само-собой получилось, но Иван вспомнил все и сразу. Про сеновал, про то, что женить силком надумали, про Занзибара и про то, как из коляски куда-то полетел…
– Уже неделю беспамятный лежишь. – видать дядька Кондрат и правда был рад, что Иван пришел в себя, потому что борода его от улыбки расползалась по лицу как та клякса по бумаге. – Я уж и денег дохтуру сулил, ну чтобы он сделал что-нибудь, а тот от денег отказался, мол, ждать надо, а сделать пока что ничего нельзя. Еще и наругал меня, будто я, наоборот, извести тебя хочу. Ну, слава Богу, очухался. Сильно болит?
Конец ознакомительного фрагмента.