Греши и страдай
Шрифт:
— Но это через два долбаных дня.
Жук пожал плечами.
— Я знаю. Нам нужно быстро расправиться с этими придурками. Уже сказал ребятам; они собрали больше оружия и подготовили мотоциклы, — он посмотрел на меня. — Я займусь этим, През.
Мое сердце бешено заколотилось. Два дня.
Время не имело значения; на самом деле, я планировал устроить им засаду на этой неделе, несмотря ни на что. Мы не могли позволить им отвалить. Не сейчас.
Но два дня? Можем ли мы быть готовы?
—
Мужчины заерзали на стульях. Вчерашний костер прочно укоренил Лютика в нашей семье. Мужчины будут драться не только потому, что я так сказал, а потому, что теперь она одна из нас. У нас был общий интерес. Инвестиция в ее будущее.
— Конечно, — пробормотал Лэнс. Байкер был поднаторевшим мужчиной с выцветшими татуировками своих любимых йоркширских терьеров на предплечьях. Он был загадкой, но на войне был чертовски жесток. — Был замечен с Рубиксом. Он там. Готов к казни.
Волнение медленно растекалось по моим венам. Несмотря на мою слабость, нечеткость восприятия и периодическое головокружение, из-за которых я спотыкался, как ненормальный, я был в состоянии бороться.
Я хочу драться.
Я ждал этого восемь долгих лет.
Я намеревался насладиться этим.
Сжав молоток в кулаке, я со стуком обрушил его на стол.
— Хорошая работа, парни. Вы знаете, что еще нужно делать. Атакуем через два дня. Соберите боеприпасы, очистите дороги от местной полиции, запасайте все, что нам может понадобиться.
Встав, я прорычал:
— Через два дня мы сотрем с лица земли «Кинжал с розой» и оставим этих гребанных предателей позади.
Тридцать минут спустя я оседлал свой «Триумф» и вставил ключ в замок зажигания. Покрутил запястьем, и бесшумная машина превратилась в урчащего зверя.
Солнечный свет резал мне глаза и заставлял кровоточить мозг. Я хотел вернуться домой. Я хотел тени. Я хотел Клео.
Но, повернув руль домой, я остановился.
Мне нужно было сделать еще кое-что, и я не хотел делать это там, где Клео могла бы подслушать.
Вытащив телефон из заднего кармана, набрал номер, который знал наизусть, и стал ждать, пока он подключится.
— Штат Флорида. Пожалуйста, наберите необходимый вам добавочный номер или ожидайте, чтобы получить помощь. Наши часы посещения с одиннадцати до двух часов дня. С понедельника по пятницу и требуется предварительная запись.
Убрав телефон от уха, я нажал на пятизначный добавочный номер, услышав привычные гудки в трубке, и ощутил знакомое покалывание в животе, пока ждал ответа
— Штат Флорида, — ответил женский голос. — Куда я могу направить ваш звонок?
— Номер заключенного ФС890976. Уоллстрит, пожалуйста. — Мой тон был резким.
— Одну минуту.
На линии заиграла ужасная музыка, и я погладил матово-черный бензобак, пока ждал.
Позвонить Уоллстриту никогда не было быстрым.
Линия затрещала, оборвав музыку.
— У вас есть десять минут.
Я дождался дополнительного щелчка, когда оператор подключил меня к линии в тюремном корпусе Уоллстрит.
— Килл, мой мальчик. Значит, ты получил мое сообщение?
Я все еще не понимал, как Уоллстриту удавалось отправлять текстовые сообщения в его затруднительном положении, но он это делал. На регулярной основе.
— Ага. Получено и отмечено. Через два дня мы все осуществим.
Главное правило при разговоре по тюремным линиям. Никаких подробностей. Вообще.
— Хорошо, хорошо. Я так и думал. По крайней мере, мне будет что праздновать, когда я выберусь отсюда.
Я сжал руку.
— Ты получил ответ?
— Конечно.
Когда он не стал вдаваться в подробности, я спросил:
— И?
Уоллстрит засмеялся, и его голос прозвучал на двадцать лет моложе и чертовски бодро.
— Я свободен, Килл. Отсидел свой срок, заплатил свою цену. Я снова стану свободным человеком.
— Черт возьми.
Я смотрел вперед, вновь переживая те дни, когда я только вышел. Боязнь открытых пространств, постоянные вопросы: «Можно мне туда пойти?», «У кого мне нужно уточнить, чтобы убедиться, что мне разрешено?», «Какой у меня комендантский час?» Даже отказ от привычки ложиться спать и вставать, установленной ненавистными будильниками надзирателя, требовал времени.
— Черт, Уоллстрит, это фантастика.
— Меня отпускают досрочно из-за хорошего поведения и доказательств соответствия необходимым требованиям реабилитированного преступника.
Я точно знал, что это правда. Ему не нужно было никого подкупать. Он был образцовым заключенным. Я не сомневался, что начальник тюрьмы оставил бы его у себя навсегда, если бы это было возможно — просто за уважение и спокойствие, которыми он обладал. Блок «Джей» никогда не был бы таким спокойным в день его отъезда; я был в этом чертовски уверен.
— У тебя есть определенная дата?
— Еще нет. Приговор был подтвержден только вчера. Оформление документов и все такое прочее — это всегда долго, но я дам тебе знать, когда меня забрать.
Мое сердце учащенно забилось при мысли о том, что он вернется домой. Этот человек так много сделал для меня. Сделал меня тем, кем я был. Поддержал меня, когда я был подавлен, и вся эта гребаная слезливая чушь.
Я сделал мысленную заметку устроить ему лучшую чертову вечеринку, которую он когда-либо видел.