Грешница и кающаяся. Часть II
Шрифт:
— Я заплачу и за лошадей, и за карету.
— Ваша милость очень добры, и я оставлю вам шестерку лошадей, но карету следует переменить.
Видя, что он лишь теряет время в пустых спорах, Эбергард согласился сесть в тяжелый экипаж, снабженный тормозами, который предоставил ему начальник почтовой станции.
Почтальон, молчаливый угрюмый парень, всем своим видом выражал неудовольствие, хотя Мартин и старался задобрить его деньгами.
Шестерка сильных, но чрезвычайно горячих лошадей, запряженных в карету, готова была рвануться вперед по первому знаку кучера.
Как бдительно ни наблюдал Сандок за монахом,
Эбергард и не подозревал, что и само его путешествие, и приезд в Лограньо загодя были известны в монастыре кармелитов. Он не знал, что монастыри связаны телеграфом, так как во Франции это средство сообщения еще только осваивалось.
Он сел в тяжелый экипаж с уверенностью, что намного опередил Леону и Шлеве, и с надеждой, что вечером наконец сможет обнять свою дочь.
Так как Сандок не пришел ни к какому выводу относительно сговора между монахом и почтальоном, то и князю не посмел сообщить о своих подозрениях и уселся в задней открытой части кареты. Мартин же, как бы предчувствуя недоброе, с позволения Эбергарда взгромоздился на козлы рядом с почтальоном, чтобы, в случае необходимости, помочь править горячими лошадьми. Почтальону его соседство очень не понравилось, и он вымещал свою досаду на лошадях, немилосердно подгоняя их кнутом.
«Щелкай, щелкай своим кнутом,— думал про себя Мартин, косясь на кучера.— Ты меня этим не испугаешь и не сгонишь с козел. Все равно, черт побери, я узнаю, что сидит в твоей башке, если ты посмеешь замыслить худое. Будь ты честным парнем, ты не противился бы моему соседству. Если же у тебя таятся задние мысли, то я их быстро выбью… Надо быть начеку. В этих проклятых горах постоянно водятся всякие разбойники, беглые карлисты и прочий сброд. Не в союзе ли с ними этот молодец и не думает ли он приобрести хорошую добычу в лице господина Эбергарда? Странно, что несколько монет, которые я ему предложил, не произвели на него никакого впечатления. Впрочем, если он надеется хорошо поживиться за наш счет, то что для него какие-то двадцать реалов? Ну учти, паренек, старый Мартин не какой-нибудь школяр, которого можно провести; при малейшем подозрении — скрытном движении в кустах, появлении таинственных фигур на дороге — готовься отдать душу дьяволу!»
Так рассуждал про себя Мартин, в то время как карета, выехав из Лограньо, с необыкновенной, быстротой катила по лесной дороге.
Лошади были отличные, и Эбергард, не подозревая ничего дурного, радовался, что так быстро едет в Бургос. Сидя в глубине кареты, он мечтал о том, как увидит свою дочь, как обнимет несчастную и воскликнет: «Смотри, дочь моя, вот твой отец, так долго и настойчиво искавший тебя! Приди ко мне в объятия, Маргарита, моя единственная и любимая дочь! Кончились твои страдания и муки! Ничто нас более не удержит здесь, и мы уедем в прекрасную страну, где среди цветущих лугов найдем мир и спокойствие. Там, согреваемые лучами щедрого солнца, окруженные добрыми и благородными людьми, мы заживем счастливо. Я возьму тебя за руку и поведу в часовню своего дома, где перед Богом и людьми объявлю
Так мечтал князь, а карета продолжала мчаться в Бургос.
Около полудня они миновали небольшой городок, за которым начинались Пиренеи. Мартин подумывал уже о том, что его недоверие и подозрительность к молчаливому почтальону были напрасными. Скоро они домчат до селения Унгли, оттуда до Бургоса всего пять миль, так что часам к десяти вечера они могут рассчитывать быть на месте.
Мартину придавали уверенность кинжал и пистолет за поясом, необходимые для путешествия: в незнакомой стороне, где могут встретиться самые неожиданные опасности. Кроме того он знал, что и Сандок под платьем носит оружие, не говоря уж о графе, не раз доказавшем твердость глаза и необыкновенную силу своих мускулов. Таким образом, им нечего было бояться какой-нибудь шайки бандитов.
Почтальон стал беспокойно поглядывать по сторонам, а Мартин, заметив это, следил теперь за каждым его движением.
Дорога сделалась узкой и извивалась между скал, все больше и больше поднимаясь в гору. Стало заметно прохладнее; роскошные платаны и кипарисы уступили место уродливым ивам, между скал рос колючий кустарник, й нигде не было видно никаких следов человека. Редкие узкие долины между гор были бесплодными и потому необитаемыми; только осенью бедные общины посылали туда на пастбище стада своих овец.
— Здесь опасно,— промолвил почтальон, нарушив наконец долго длившееся на козлах молчание.— Не люблю ездить, с экстренным дилижансом по этой дороге.
— Потому-то вы так угрюмы и неразговорчивы? — спросил Мартин.— Но разве не по этой дороге ездит обыкновенный дилижанс?
— Никогда! Путь обыкновенного дилижанса проходит внизу, объездной, но более безопасной дорогой по ущелью.
— Черт возьми! Отчего же и мы не поехали тем путем?
— Вы очень торопитесь, а этой дорогой мы выгадываем целых четыре часа.
В этот момент экипаж обогнул скалу, и Мартин увидел, что почтальон был прав, называя дорогу опасной: она шла вдоль отвесной стены, а по другую сторону ее зияла пропасть, на дне которой пенился бурный поток.
Этот дикий уголок горной страны был в высшей степени романтичным и величественным. Но красота местности сильно проигрывает в глазах тех, кто рискует жизнью, чтобы преодолеть таящиеся в ней опасности.
Мартин велел почтальону остановить лошадей; он сознавал теперь справедливость слов начальника почты, когда тот утверждал, что шестеркой ехать опасно. И действительно, если власть возницы распространяется на две задных пары, то передние лошади, особенно когда они беспокойны, могут неожиданно прянуть в сторону и увлечь за собой в пропасть весь экипаж.
Почтальон остановил фыркающих и покрытых пеной лошадей. Мартин соскочил с козел и подошел к дверце кареты.
— Что случилось? — нетерпеливо спросил князь.
— Дорога превратилась в горную тропинку, господин Эбергард, по которой надо пробраться с тяжелой каретой и шестеркой лошадей.
— Ты боишься, Мартин? С каких это пор мой опытный и храбрый кормчий стал подвержен страху?
— Взгляните сами, господин Эбергард,— отвечал немного обиженный Мартин.— Ваш кормчий остался таким же, как и прежде, но нельзя легкомысленно относиться к опасности.