Грешница и кающаяся. Часть II

Борн Георг Фюльборн

Эбергард вернулся к своим спутникам.

Рана Мартина оказалась опаснее, чем можно было предполагать, он все еще находился без сознания. Из-под бинта на голове, необычайно ловко наложенного Сандоком, сочилась кровь.

Лошади, кроме одной, убитой от удара о дерево, разбежались.

Наконец стало светать. Сбежавшего почтальона и след простыл. Сандок рассказал господину о своих подозрениях, которые появились еще на почтовой станции в Лограньо, и Эбергард со всей очевидностью понял, что происшедшее с ними — отнюдь не роковая случайность,

а результат тщательно продуманного и хорошо организованного заговора. Почтальон конечно же был в сговоре с монахами, цель которых — задержать его приезд или вовсе избавиться от него. Тормоза он сломал намеренно, и спуск, на который свернул, вовсе не выходил в долину к безопасной дороге, а кончался глубоким обрывом, в котором и экипаж, и его пассажиров ждала неминуемая гибель. Сам же почтальон, соскочив с козел, ничем не рисковал — он был молодым ловким парнем и знал здесь каждую тропинку…

Когда взошло солнце, Эбергард поднялся на вершину горы в надежде увидеть оттуда какую-нибудь дорогу, но ничего не мог разглядеть. Зато по пути ему встретился ручей и он зачерпнул свежей воды для раненого. Съестные припасы и вино были у них с собой.

Мартин наконец пришел в себя, но был еще очень слаб из-за сильного удара по голове и потери крови, поэтому продолжать путешествие пешком они не могли. Положение их казалось почти безвыходным, несмотря на то, что до Бургоса оставалось не более пяти миль.

Хотя Эбергарду и в прежние годы случалось по падать в дикие безлюдные места, полные опасностей, ни разу не испытывал он такой озабоченности, как сейчас. Мысли о дочери, о том, что он должен успеть освободить ее, жестоко терзали его. Благородная натура князя, никогда не позволявшая ему опускаться до низменных поступков, была глубоко уязвлена подлостью и коварством барона Шлеве, который, как он справедливо полагал, стоял во главе этого гнусного заговора и для которого, как видно, не было в жизни ничего святого.

Долготерпение великодушного князя было наконец исчерпано, и он мысленно пригрозил негодяю суровым наказанием, которого тот давно заслуживал.

Весь день провел князь в поисках хоть какого-нибудь жилья, но усилия его были тщетны и к своим людям он вернулся ни с чем.

На другое утро Сандок вызвался исследовать окрестности. Зная его усердие и необыкновенную зрительную память, князь согласился на это предложение.

Мартин мог уже стоять на ногах, но был еще слишком слаб, чтобы двигаться пешком. Эбергард остался с ним — у него и мысли не возникало покинуть своего верного кормчего.

Проходил час за часом, а Сандок не возвращался. День уже клонился к вечеру, когда он наконец появился и радостно замахал руками.

— Ого, масса! — закричал он.— Сандок привел и проводника, и лошадей!

Лицо Эбергарда просияло, и к Мартину сразу вернулись силы. Они спустились вниз и увидели перед собой поселянина с тремя лошадьми.

— О хороший человек, хороший человек! — повторял Сандок и обнимал крестьянина, согласившегося продать ему трех

лошадей и указать дорогу в Бургос.

Эбергард, потерявший уже двое суток, щедро заплатил крестьянину и был как никогда счастлив, оказавшись наконец в седле. Сандок помог Мартину сесть на лошадь, затем сам ловко, как кошка, вскочил на третью.

Узкими и опасными тропками крестьянин вывел всадников на настоящую дорогу. Эбергард поблагодарил его и еще раз щедро наградил. Затем всадники во весь опор поскакали к конечной цели своего путешествия.

Наступила уже ночь, когда они достигли ворот Бургоса, но здесь им объявили, что до утра не впустят.

— Черт возьми! — невольно вырвалось у Мартина.— Неужели нет конца всем препятствиям?

— А к кому вам нужно? — спросил караульный у ворот.

— Мы едем в монастырь кармелиток,— отвечал Эбергард,— и очень спешим!

— Тогда вам вовсе незачем входить в город, сеньор,— ответил караульный.— Поезжайте вдоль городской стены, пока не достигнете леса, а там широкая дорога ведет через рощу прямо к двум монастырям: кармелитов и кармелиток.

— Благодарю вас! — воскликнул Эбергард и пришпорил свою лошадь.

Сандок и Мартин последовали за ним.

Вскоре они очутились в роще, о которой говорил караульный; миновав ее, они увидели перед собой два монастыря, освещенных бледным светом луны.

Благочестивый брат Антонио и барон Шлеве только что скрылись за воротами одного из них. Эбергард направил коня сперва к этой двери, но в лунном свете увидел над воротами другого монастыря Божью Матерь со Спасителем на руках и подумал, что монастырь кармелиток должен находиться именно там.

Он спешился, слуги сделали то же самое. Сандоку было поручено держать лошадей, а Мартин последовал за князем к монастырю кармелиток.

Глубокая тишина царила за монастырской стеной. Эбергард поспешил к воротам и громко постучал. Сестра-привратница, должно быть, еще не легла после визита брата Антонио, тотчас же послышались ее шаги. Она посмотрела через отверстие в двери и спросила:

— Кто там?

— Отворите, благочестивая сестра,— сказал Эбергард,— мне нужно переговорить с достопочтенной игуменьей.

— Вот уже пять недель, как игуменья умерла, но если бы она даже и была в живых или кто-нибудь другой заменял бы ее, ваше требование не было бы исполнено. Сейчас ночь, и в это время ни один светский человек не может войти в монастырь.

— Кто замещает игуменью? — спросил Эбергард.

— Отец Целестин в монастыре кармелитов.

— Находится ли в ваших стенах девушка, говорящая на иностранном языке?

— Нет, сударь.

— Подумайте хорошенько, благочестивая сестра, взгляните на изображение Мадонны, которое так ясно освещает луна…

— Спросите игумена… спросите брата Антонио! — отвечала смущенная монахиня.

— Вы уклоняетесь от ответа! Но я должен найти эту девушку и найду ее, если даже мне придется обыскать для этого сверху донизу весь ваш монастырь!