Грешница
Шрифт:
При этих дифирамбах начальника цепи мсье де Ла Пэжоди рассмеялся, обращаясь к мсье де Сегирану: «Ей-богу, сударь,– сказал он ему тихо,– вы, наверное, никак не ожидали, что услышите на большой дороге хвалебную речь вашему брату и что его морская слава столь далеко простирается на суше, но нам пора бы, мне кажется, проститься с этим храбрым офицером и продолжать путь, ибо дорога, насколько можно судить, свободна, а вид и запах этой шиурмы как будто начинают быть неприятными вашей супруге; я вижу, что ее прелестный румянец блекнет, и поэтому полагаю, что она была бы не прочь покинуть это зрелище, в котором нет ничего привлекательного». Мадам де Сегиран кивнула головой в знак того, что согласна со словами мсье де Ла Пэжоди, которому, прежде чем отстраниться от окна, она протянула свой кошелек, указывая на каторжан, окружавших карету и принявших эту благостыню из рук мсье де Ла Пэжоди с громкими криками. Затем мсье де Сегиран и мсье де Ла Пэжоди раскланялись с офицером, и мсье де Ла Пэжоди вернулся к своему экипажу, между тем как карета мсье и мадам де Сегиран трогалась в путь.
Только обогнав тележки, они поравнялись с цепью. В ней было человек двести каторжан, соединенных попарно и образовывавших длинную вереницу. Воспользовавшись задержкой, несчастные остановились, чтобы немного
Мысль обо всех этих страданиях омрачила настроение мсье де Ла Пэжоди. Конечно, он знал, что эти каторжники не очень-то почтенные люди. Их партия представляла всего только сборище убийц и душегубов. Были среди них, наверное, и дезертиры, и соляные корчемники, и всякие другие преступники, но несмотря на это мсье де Ла Пэжоди невольно чувствовал к ним смутную жалость. Человеческое тело создано не для того, чтобы терпеть эти поношения, чтобы быть терзаемым побоями, снедаемым язвами, пожираемым насекомыми и угнетаемым цепями, а для того, чтобы вкушать удовольствия пищи, ласку воздуха, блага свободы и восторги сладострастия. Под какой же зловещей звездой родились эти люди, чтобы дойти до такого ужасного положения? Разве все мы не носим в себе одни и те же инстинкты и одни и те же склонности, и не по прихоти ли какого-то неведомого влияния, то благотворного, то вредоносного, мы даем им либо честное, либо преступное применение, ведущее нас к вершинам или к бездне? Какие таинственные случайности возносят нас к первым или свергают во вторую? Почему этот каторжник, что гребет на своей банке, с заткнутым ртом, обливаясь потом и питаясь черными бобами, не кавалер де Моморон, который, откормленный вкусными блюдами, укрытый под тентом, горделиво чванится на ахтер-кастеле своей галеры? Кто это так распорядился? И почему он, мсье де Ла Пэжоди, не мсье де Сегиран, нежничающий в глубине своей кареты с приятной Мадленой д'Амбинье? Почему мсье де Сегиран не мсье де Ла Пэжоди, один сидящий в своем экипаже и предающийся довольно унылым, хоть и философическим размышлениям о произволе, властвующем над человеческими судьбами и направляющем наши чувства и наши страсти сообразно с такими видами и по таким путям, которые нам почти совершенно чужды?
Мсье де Ла Пэжоди не имел обыкновения задерживаться на меланхолических раздумиях. По природе своей он был подвижен и легок, переменчив в мыслях и быстро отвлекался от тех, что проносились в его уме. А потому вид футляра с флейтой, сброшенного с сиденья толчком, сразу вывел его из задумчивости.
Он бережно поднял кожаный чехол и вынул инструмент. Осторожно и умело он поднес дульце к губам; его щеки надулись воздухом, пальцы легли на отверстия, и из благозвучной трубки раздался живой и пляшущий напев, наполнивший всю внутренность кареты своей радостной мелодией, меж тем как лошади бодро бежали по мощеной дороге, нагоняя время, упущенное при заминке с тележками и при встрече с каторжанами его величества.
IV
Приезд новой мадам де Сегиран вызвал, как нетрудно себе представить, большое любопытство среди эксских дам. Необычность женитьбы мсье де Сегирана развязала языки. Каждый высказывал свое мнение. Одни видели в этом доказательство крайнего безрассудства, другие усматривали признак исключительной мудрости. Можно ли при выборе жены погрешить чрезмерной осторожностью, взвешивая всякого рода обстоятельства, от которых зависят прочность и приятность брачного союза? С другой стороны, не приводит ли самая тщательная предусмотрительность нередко к последствиям настолько противоположным своей цели, что бывает проще всего положиться на случай, в особенности когда случай принимается, как это сделал мсье де Сегиран, за выражение высшей воли, которой мы должны доверять и подчиняться? Это различие взглядов создало в Эксе две партии, которые, хоть им и не удавалось убедить друг друга, спорили, тем не менее, без конца, объединяясь, впрочем, в общем желании узнать, какова же, в конце концов, эта супруга, которую мсье де Сегиран унаследовал по странному завещанию маркизы де Бериси, приняв ее руку так, как если бы сам Господь надел им обручальные кольца. А потому все были весьма разочарованы, когда узнали, что молодожены, пробыв несколько часов в сегирановском доме, у старой мадам де Сегиран, снова уехали, даже не распрягая лошадей, и отправились в Кармейран, где они решили замкнуться в уединении, оправдываемом их свежим трауром и их законным желанием безраздельно принадлежать друг другу, вдали от надоедливых посетителей и непрошеных гостей. Последствием такого решения явилось то, что пришлось прибегнуть к мсье де Ла Пэжоди, дабы получить некоторые сведения об этой мадам де Сегиран, которая, по-видимому, относилась к замужеству весьма серьезно, раз она собиралась предаваться ему в таком строгом заточении. Все зависело от того, окажется ли мсье де Сегиран способен удержать ее в нем надолго и не почувствует ли эта пленница супружеской любви желания в один прекрасный день иметь у себя перед глазами другие физиономии, а не только – приятнейшее, разумеется, но все же единственное – лицо мсье де Сегирана
Насчет этого мсье де Ла Пэжоди отказывался строить какие бы то ни было предположения, но в остальном он охотно отвечал на задаваемые ему вопросы. К сожалению, было довольно трудно извлечь что-либо определенное из ответов мсье де Ла Пэжоди, ибо таковые зависели от его настроения, а оно было шаловливым. Мсье де Ла Пэжоди весьма забавляло
Некоторые отважились на это и вернулись посрамленными. Мадам де Сегиран они так и не видели. К ним выходил только мсье де Сегиран, а мадам де Сегиран приводила, чтобы не показываться, разные предлоги. Но если посетители и возвращались из Кармейрана, не получив того, зачем они ездили, то зато они чрезвычайно много рассказывали о том, какое в замке царит оживление благодаря всякого рода рабочим и мастерам. Действительно, мсье де Сегиран предпринял там большие переделки. Всюду меняли обои, красили обшивку, обновляли комнаты. Все необходимое для этих устройств мсье де Сегиран доставал из Экса, Тулона, Марселя и даже из Парижа. Кармейран населила многочисленная прислуга. Наследство мадам де Бериси позволяло эти расходы, и, совершая их, мсье де Сегиран исходил из того, что ему придется сократиться, когда семейные тяготы возложат на него заботу о будущем.
Ибо мсье де Сегиран не оставлял намерения дать своему дому прочное и обильное потомство и истребить злостные инсинуации мсье д'Эскандо Маленького. Консультация, которую он имел в Париже у знаменитого мсье Дагрене, внушала ему в этом отношении полную уверенность. Разве не заявил ему мсье Дагрене, что мадмуазель д'Амбинье способна зачинать, а он – производить? Таким образом, природа не могла отказать ему в том, что ей предписано Богом, и мсье де Сегиран полагался на эту согласованность, чьи последствия должны были рано или поздно сказаться. Что же касается срока, когда надлежало совершиться самому событию, то это надо было предоставить провидению. Оно одно властно надо всем, даже над самым тайным, а есть ли что-нибудь более тайное, нежели счастливое совпадение, благодаря которому оплодотворяется и полнеет чрево женщины? И мсье де Сегиран решил ждать неуклонного прихода того часа, когда небо благословит его союз с мадмуазель д'Амбинье, и в то же время делать все необходимое, дабы этот союз явился настолько частым и настолько тесным, чтобы у него не было недостатка в случаях понести плод.
А потому, немедленно по своем водворении в Кармейране, мсье де Сегиран начал по мере сил доставлять природе эти случаи, которые и имел в виду знаменитый мсье Дагрене. Мсье де Сегиран выказал себя усерднейшим и исправнейшим из супругов, и в этом отношении мадмуазель д'Амбинье выпал не худший удел, нежели покойной мадмуазель д'Эскандо. Тем не менее, после первого года супружества мсье и мадам де Сегиран все еще не приходилось выбирать крестных отцов и матерей. Мсье де Сегирана такая медлительность отнюдь не тревожила, настолько он доверял суждению мсье Дагрене. Ему было даже довольно приятно пользоваться юными прелестями своей жены без того, чтобы что-либо их отяжеляло и уродовало, ибо, если жажда отцовства толкала его к брачному ложу, то и сила темперамента влекла его туда не менее. Мсье де Сегиран был наделен здоровой телесной мощью, и ему было тягостно во время своего вдовства оставлять ее без применения, ибо он не желал расточать ее в случайных похождениях, где она служит лишь наслаждению и ведет к греху. Впрочем, это воздержание пошло ему на благо, ибо Бог вознаградил его, ниспослав ему, путями, быть может, на посторонний взгляд странными, подругу, которой он мог таким образом подарить весь свой законный пыл.
Этот пыл мсье де Сегирана и черпаемые в нем наслаждения позволили бы ему ждать без особого нетерпения последствий, которые не преминули бы возыметь, если бы не вмешалась старая мадам де Сегиран с разговорами, хоть и не совпадавшими с теми, какие вел мсье д'Эскандо Маленький, но все же взволновавшими мсье де Сегирана. Пора бы, все-таки, ее сыну решиться сделать ее бабушкой, ибо она чувствует, что старится и не хотела бы покинуть этот свет, не увидав, на кого будут похожи ее внуки. Конечно, она была бы рада хотя бы поносить их на руках, но ей было бы очень приятно видеть их вышедшими из пеленок и резвящимися вокруг нее. И если мсье де Сегиран хочет доставить ей это счастье, ему надо поторопиться и перестать увиливать. Тут старая мадам де Сегиран ссылалась на свое слабеющее здоровье. По ее словам, она с каждым днем все острее ощущала старческие недуги; у нее портилось зрение, тяжелели ноги, пропадала память. Она уже с трудом различала карты и плохо запоминала число выброшенных очков. Она путала истории, которые ей рассказывали, а звуки флейты маленького Ла Пэжоди долетали до ее ушей далекими и заглушёнными. Словом, она требовала, чтобы мсье де Сегиран сделал ее бабушкой как можно скорее. После таких бесед мсье де Сегиран выходил от своей матери с вытянутым лицом и отправлялся рассказать о них жене. Возвращаясь из своих поездок в Экс, он часто заставал ее гуляющей в саду, ибо мадам де Сегиран любила бродить по его аллеям. Ей нравились их стройное расположение и ровный песок, по которому можно было идти, не следя за тем, куда ступаешь, что позволяло ей, во время таких прогулок, не прерывать нити своих размышлений. Так мадам де Сегиран походила до самых глухих боскетов и там предавалась долгим думам. Иной раз, если день бывал ясный, она проводила его целиком в сельском уединении, ибо выше всякого общества мадам де Сегиран ставила свое собственное, делая свекрови лишь необходимые визиты, равно как и городским дамам, которым, в конце концов, пришлось-таки показаться. Мадам де Сегиран взяла на себя эту повинность, но ни с кем из них не завязала отношений, предпочитая отшельническую жизнь в Кармейране тем развлечениям, которые в нее могло бы внести общество какой-нибудь мадам де Листома, мадам де Брегансон или всякой другой дамы или же которые она могла бы найти у них. Пустым разговорам, которые ведутся на собраниях и ассамблеях, мадам де Сегиран предпочитала шелест листвы, пение птиц, лепет фонтанов и даже тишину комнат, где мсье де Сегиран заставал ее, возвращаясь, снова за каким-нибудь рукоделием или серьезным чтением.