Грешница
Шрифт:
— Ты замерзнешь, иди в помещение.
— Ян, а если он умрет? Что будет, если он умрет?
Ян сел рядом, оперевшись локтями о колени, опустив голову на руки, взъерошил волосы. Ему сейчас, как это ни выглядело бы ужасно, было все равно, что станет с его отцом, все мысли были о Кире, о тех словах, которые, наконец, сложились хоть и в не до конца ясную, но картину того, что было в том году.
А все было фарсом, спектаклем, в который он, как глупый, ревнивый, погруженный в свои страхи пацан, поверил. Его опять использовали, как и
— Ян? Что будет?
— Не знаю, но, Арин, у тебя все будет хорошо.
Сказал, а сам усмехнулся, может быть, когда-нибудь и у него все будет хорошо.
— Тебе не жаль отца?
— Жаль, жаль, что он так и не был мне отцом. Сука! — снова схватился за голову, сжав до боли волосы.
— Ян, ты меня пугаешь.
— Она была беременна.
— Кто?
Ян не ответил, в груди снова все горело и жгло, разрывая на части, надо было ехать, искать Киру, просить прощения, а он сидел и не мог сдвинуться с места.
— Это та девушка в черном платье, да? Я видела, как ты смотрел на нее, ты ни на кого так больше не смотрел.
Снова без ответа.
— Ты не любишь меня, я знаю, ты вообще никого не любишь, — Арина вздохнула, поправила волосы, снова вытерла слезы.
— Люблю, ее люблю. Всегда любил, только, глупец, поверил глазам, не спросив ничего. Оставил ее одну, не представляя, что ей было в сотни раз больнее.
Глава 39
— Вера, ты Киру не видела?
— Неа.
— Поздно уже, а ее все нет.
— Ма, она взрослая девочка, лет-то о-го-го сколько, не потеряется уже в родном городке. Что может произойти в нашей дыре? Максимум, туристы пойдут пьяные голые в море.
Худющая женщина, с ровно постриженными волосами до плеч, посмотрела на дочь, что сидела за стойкой ресепшена. Та со скучающим видом медленно жевала жвачку, накручивая на палец длинную прядь темных волос, и смотрела в телефон.
— Ой, Вер, волнуюсь я за нее, словно сердце разрывается, три недели, как приехала, и ходит, как неживая, словно зомби.
— Может, на работе что произошло или влюбилась? — девушка, наконец, оторвалась от телефона, посмотрела на мать.
— Смотри, ты мне не влюбись, а то нам хватило прошлого года и твоего Гришки-уголовника.
— Ма, ну чего опять-то начала? Дура была, молодая и глупая.
— Сейчас-то ума не больше.
В небольшом холле частной гостиницы на берегу Черного моря было тихо, кто из постояльцев уже лег спать, утомленный дневным солнцем, кто еще не вернулся из городских парков и кафе, где было так приятно посидеть в прохладе.
— Смотри, вот, тоже хозяйку потеряла. Привет, милая. Как ты, кушать хочешь?
Женщина присела на корточки и посмотрела на кошку, та лишь обвела ее взглядом, но не сдвинулась с места. Над входной дверью прозвенел колокольчик, женщины обернулись.
— Добрый вечер.
— Добрый, — сказали
— Мне нужен номер или просто место для ночевки.
— А мест нет, — женщина поднялась, подошла к стойке.
— Ну, как нет, ма, ой, Евгения Николаевна, ну как же нет? Из восьмой сегодня съехал постоялец. Такой смешной был, вы представляете, варил пельмени в чайнике. Говорил, они так на вахте делают.
— Вера!
— А если нет, так я могу уступить свою комнату, сама перееду на чердак.
— Вера!
— Не стоит таких жертв.
Девушка замолчала, прикусив губу, облокотившись еще больше на стойку, поправила облегающую футболку. Мужчина лишь ухмыльнулся, было смешно смотреть, как совсем молоденькая девочка заигрывает, а мать при этом смотрит строго.
— Чуть что, сразу Вера. Живу, как на каторге, вы не поверите, — девушка закатила глаза и начала листать журнал.
— О, Офелия, привет.
Все дружно посмотрели вниз, на кошку с цепочкой в виде ошейника на пушистой шерстке, та медленно прошлась, потерлась, чуть касаясь ног мужчины, и села рядом.
— Чудеса. А вы знакомы с нашей принцессой? На ней даже есть трекер, чтоб отследить, где гуляет — Вера указала на кошку.
— Да, знаком. Очень близко, можно сказать, знаком. Мне нужна ее хозяйка.
— Кира? Так она…
— Вера, замолчи уже, наконец, иди, проверь лучше, отстирала машинка или нет. Как вас зовут?
Женщина проводила дочь взглядом и вновь посмотрела на стоящего перед ней молодого мужчину. Высокий, широкоплечий, черная мятая рубашка с закатанными рукавами, по одной руке тянутся красивые узоры татуировок. Наверно, только с самолета, уставший взгляд голубых глаз. Он не пытался понравиться или расположить к себе, как это делали другие посетители в разгар сезона, чтобы получить место.
— Меня зовут Ян. Я могу увидеть вашу дочь?
— Для чего? Чтоб сделать ей еще больнее?
Ян не удивился такому вопросу, он бы и сам его задал, если бы дело касалось его детей.
— Нет, этого я не хочу и не стану никогда делать. Больше никогда.
Бросил дорожную сумку на пол, потер виски. Последние три недели вымотали так, что он чувствовал себя стариком. Скорая, реанимация, сложная операция, лучшие кардиохирурги страны боролись за жизнь его отца. А потом искусственная кома, из которой Кельмана-старшего так и не вывели.
Ян все время был рядом, сам не понимая почему, хотя должен был найти Киру, все объяснить, если она согласится его выслушать. Сказать ей, как он был глуп и слеп, должен сказать, пусть не поверит. Сказать, что любит ее, пусть не примет, сказать, что просит прощения, пусть не простит.
Но он все это время не вылезал из клиники или офиса компании, спал по несколько часов в сутки, надо было завершить слияние, подготовить и оформить все документы. Но когда три дня назад ему сказали, что отец скончался, не почувствовал ничего.