Грешница
Шрифт:
Я погладила ее по руке.
– Что я натворила! Зачем поехала к нему? Мерзавец! Мне хотелось нежности, я так устала быть сильной, решать все вопросы, заботиться о ребенке. Мечтала хотя бы на один вечер забыть о проблемах, ощутить себя желанной, любимой… Пусть это будет обман, но красивый, утонченный! А что в результате? Меня словно измазали грязью, механически использовали, как резиновую куклу. Как это противно! Ненавижу себя!
Ириша уткнулась лицом в ладони и зарыдала.
– А ты? Юля, ты меня осуждаешь?
– С
– Ах, вот еще! – вспомнила Ирина. – Смотри! Нашла в сумке. – Она бросила на стол смятый конверт. – Загляни.
Внутри лежали купюры – пятьсот евро.
– Кумраев подсунул деньги?!
– Нет, в автобусе подложили! Какой-то сердобольный пенсионер! Увидел мои заплаканные глаза и сжалился… Конечно, Кумраев. Расплатился. Поздравь меня. Я проститутка. Пятьсот евро за ночь – это много или мало?
Ириша оглянулась, увидела на диване подушку, зарылась в нее лицом и зарыдала в голос.
– У-о-о! И-а-и-у! У-у-а-а! – раздавалось сквозь пуховый фильтр. Наверное, подруга проклинала весь белый свет.
Первый раз в жизни я держала в руках евро. Раньше, помню, часто приходилось иметь дело с долларами – очень востребованная была валюта. Потом все вокруг как-то незаметно переключились на рубли. Да, пятьсот евро. Симпатичная бумажечка. Если не знать ее этимологии. Буквально несколько часов назад ее держал в руках этот грязный проходимец.
Считать ли девушку изнасилованной, если она бурно приветствовала идею секса, однако осталась разочарованной качеством предоставленной сексуальной услуги? Вот вопрос!
Я тронула подругу за плечо.
– Ириша, послушай меня. Что будем делать?
Ириша оторвала от подушки красную физиономию.
– Я хотела попросить тебя прямо сейчас поехать к Кумраеву и швырнуть ему в морду конверт. И выйдет отлично, если вместе с конвертом ты швырнешь в него что-нибудь тяжелое.
– Например, кастрюлю с горячим супом?
– Или шар для боулинга, – кивнула Ириша.
– Могу, кроме всего прочего, прихватить с собой пулемет. Не возражаешь? Сделаю в Кумраеве десяток лишних отверстий.
– Юля, я ведь не шучу! Ты отвезешь ему конверт?
– Да, раз ты просишь. Отправляюсь немедленно.
Но сначала я позвонила боссу.
– Степан Данилыч, снимите, пожалуйста, из номера мою статью про «Таунхаус».
– А что случилось?
– Хочу еще немного поработать над материалом, – соврала я. Но хотела другого: сбросить на салоны «Таунхаус» и дом Кумраева ядерные бомбы. А самого капиталиста поджарить на решетке для барбекю со специями и красным вином.
– По мне, и так прелестно. Но ладно, работай, детка. Завтра сдашь.
– Через месяц.
– Юля, а что у нас с головой? Шипучий коктейль из маразма, деменции и болезни Альцгеймера. Какой месяц?! А чем я закрою дыру в четыре страницы? Ладно, ну тебя. От дел отрываешь.
– Так вы уберете
– Ладно, уберу, – буркнул в трубку Степан Данилыч. – Как вы все мне надоели!
– Спасибо! – прокричала я.
Большой добрый мишка.
Я и не сомневалась: Степушка мне не откажет.
Не хочу своими незаурядными литературными способностями помогать увеличению продаж в салонах Кумраева. Чтоб он разорился, подлец!
– Тебе письмо, – указала Ирина на моргающую рожицу в уголке монитора.
Я открыла электронную почту. Автор письма присвоил себе ник Личный Враг. Мы с Иришей переглянулись.
– Наверное, не стоит читать, – трусливо сказала я. – Ничего хорошего там не будет. Зачем портить нервы?
И тут же щелкнула мышкой, открывая послание. Любопытство победило трусость.
– «Очень легко разрушить собственную жизнь. Но чужую – еще легче», – хором прочитали мы с Иришей.
– Ты разрушила чью-то жизнь? – поинтересовалась подруга.
– Я? Не припомню. Но наверное, речь идет не о чужой жизни, а о моей. Чужая – в смысле, моя.
– Как это твоя, если чужая?
– Короче, еще одна угроза, – вздохнула я. – Кто-то сильно меня возненавидел.
– А нельзя узнать, кто отправил письмо?
– Как?
– Ну, как-нибудь. Попроси Виктора. Он же хакер. Неужели не сумеет?
– Думаю, Личный Враг не отправлял бы мне письмо, если б не был уверен в полной анонимности.
Настроение испортилось окончательно.
Я заехала в офис Кумраева. Сексуальный гигант отсутствовал. Юная секретарша подняла на меня вопросительный взгляд.
– Хочу оставить Аслану документы. У вас нет большого конверта?
Девушка выделила мне плотный фиолетовый конверт, и в него я вложила другой – маленький, измятый, с начинкой из евро. Сверху размашисто подписала «Аслану Кумраеву» (очень хотелось добавить «скотине». Еле удержалась).
– А от кого? – поинтересовалось прелестное существо. Неужели и эту воздушную нимфу Кумраев возит спиной по полу, щипает, выламывает ей руки, а потом выписывает премию в размере месячного оклада?
– Он знает. Передадите?
– Конечно.
В глубокой задумчивости я брела по улице. Меня задевали локтями и сумками, но я не реагировала. Думала о жизни.
После яркой вспышки в январе уже два с половиной месяца тянется черная полоса. Мне хватило бы и нравственных мучений, связанных с подлым поступком Никиты Мельника. Но вот, не успела я разобраться с депрессией, как подоспел новый враг – незнакомый и недоступный. И недостаточно смелый, чтобы в открытую предъявить мне претензии.
Травить угрозами, слать письма, изводить неясными намеками – из окопа, из надежного укрытия, в уверенности, что противник даже не знает, куда кидать в ответ гранату… Как это подло и мелко!