Грешник
Шрифт:
– Ай! – вскрикивает девчонка, всё ещё пытаясь улизнуть через дыру в заборе. – Пустите, мне больно!
– Больно? Я тебя за толстовку держу, не ломай комедию.
Разворачиваю её и слегка встряхиваю.
– Ой… – выдыхает она и начинает дрожать от испуга.
Как по мне, девчонка сильно переигрывает, и я огрызаюсь:
– Не прикидывайся бедной овечкой. Хватит трястись.
Поняв, что я не куплюсь на её актёрскую игру, малявка строит кислую рожицу и ехидно произносит:
– А чего так долго?
–
– И что дальше? – она скрещивает руки на груди, смотрит насупившись, но убежать не пытается. – В полицию отведёшь?
– На кой хрен мне сдалась полиция? Говори, на кого работаешь.
– Я сама себе начальница, – гордо заявляет она, вскидывая голову, но я вижу, что под напускной бравадой таится самый настоящий страх.
– Лучше начинай говорить, мелочь. Поверь, я гораздо хуже, чем твои работодатели.
– Я не маленькая!
– Ага, – усмехаюсь, окидывая её взглядом. – Лет тебе сколько?
– Почти тринадцать.
– Говорю же: мелочь. Выглядишь так вообще лет на десять. Ну давай прогуляемся, малявка.
Хватаю её за капюшон толстовки и тяну за собой.
– Ай! Пусти! – вновь голосит она, пытаясь вырваться.
– Завязывай, – разворачиваюсь к ней и отодвигаю край пиджака, демонстрируя ствол. – Ты ведь хочешь и дальше продолжать дышать. Знаю, что хочешь. Поэтому заткнись и иди за мной. Лучше не зли меня, не испытывай судьбу. Я нехороший человек.
Она кивает, всем своим видом показывая, что смирилась и готова идти, и мы продолжаем путь. Но, как только выходим из-за угла и оказываемся среди толпы, девчонка вопит, что есть сил:
– У него писто…
– Хорошая попытка, – шиплю ей в ухо, зажимая её рот ладонью. – Ты права, у больших дядей есть большие пушки. У меня их много. И я очень быстрый, девочка. Ты даже моргнуть не успеешь, как я их достану и выстрелю. Так что советую сотрудничать, а не создавать мне ещё больше проблем. Предупреждаю: я сейчас не в лучшем настроении. А когда я злюсь, кто-то умирает.
Вот теперь она мне верит. Почему люди никогда не понимают по-хорошему? Даже такие маленькие люди.
Беру её за руку, завожу в ближайшее кафе, усаживаю за столик и кладу перед ней меню. Знаю, что во время еды многие становятся разговорчивыми. Ну не пытать же мне её. Она ведь ребёнок.
– Это зачем? – малявка недоверчиво прищуривается.
– Выбирай что хочешь, только быстрее. Тебе нужно поесть, а мне нужны ответы. Совместим приятное с полезным.
– Я не голодная.
Она снова гордо вскидывает голову, а я усмехаюсь. Не голодная она, как же. Я же вижу, как она смотрит на тех, кто ест. И как жадно при этом сглатывает. И как втягивает воздух. Готов поспорить, её желудок сейчас матерится.
– Ну тогда возьми чай или колу, мне плевать. Я задам тебе вопросы. Отвечай честно, это в твоих же интересах.
Девчонка поджимает губы и кивает.
– Что-нибудь выбрали? – интересуется официантка, улыбаясь во весь рот. – Какая у вас красивая дочка!
– Эээ… Спасибо, – благодарю, офигев вкрай.
Как вообще можно подумать, что это светловолосое чудо – моя дочь?! Если бы я сейчас смотрел на себя со стороны, то решил бы, что я ем детей, а не воспитываю. И это я уже не говорю о том, что внешне мы – полная противоположность друг друга.
– Стакан воды, – лепечет малявка и, спохватившись, добавляет: – Пожалуйста.
Её плечи ссутулились, взгляд опущен в стол, и выглядит она какой-то уж слишком несчастной. Что-то мне подсказывает, что сейчас девчонка точно не притворяется.
– Только воду? – растерянно переспрашивает официантка.
– Это у нас игра такая, не обращайте внимания, – заливаю, натягивая широкую улыбку. – Будьте добры два гамбургера, две порции картошки, ванильный коктейль и десерт. Какой у вас самый вкусный? Вот его. Ещё кофе. Ну и стакан воды, да. Пить хочется, так наплавались.
Когда официантка уходит, малявка поднимает на меня глаза и шепчет:
– Зачем? Я… я не смогу заплатить, у меня нет денег.
– Как это нет? – ухмыляюсь, наблюдая за её реакцией. – Хочешь сказать, это не ты сегодня обчистила тех пятерых? И это только то, что я успел застать.
– Мне нельзя их тратить.
Видя, что она готова расплакаться, перехожу на серьёзный тон:
– Ладно, шутки в сторону. Слёзы вытри, никто не заставит тебя платить. А теперь к делу. Кому ты относишь награбленное?
– Не могу сказать, – шепчет она, елозя на сиденье. – Правда не могу. Не заставляй меня. Пожалуйста.
– Значит, всё-таки есть работодатель, – киваю, а мелочь округляет глаза, поняв, что прокололась. – Давай договоримся: ты отведёшь меня к нему, а я освобожу тебя от рабства и не буду преследовать. Сможешь быть сама себе начальницей. По рукам?
– Они отделают тебя как котлету, а потом возьмутся за меня. Нет, никуда ты со мной не пойдёшь.
Своих начальников она явно боится больше, чем меня. Малявка расслабилась, как только поняла, что награбленное тратить не придётся. Видимо, надеется слинять отсюда при первой же возможности. Мелочь пока не понимает, с кем связалась.
– Слушай, девочка, – подаюсь вперёд и понижаю голос. – Я бы мог подвесить тебя за крюки и пытать, но вместо этого мы мило беседуем. Может, я ошибся, и ты предпочитаешь пытки?
– Очень смешно, – фыркает она и закатывает глаза, и мне хочется дать ей подзатыльник.
– А кто сказал, что я шучу? Ты соучастница похищения моей жены. Достаточно веская причина, чтобы не быть вежливым. Или отрезать, к примеру, палец. Ты видела пистолеты. Как ты смотришь на то, чтобы заценить коллекцию моих ножей?