Грешники и святые
Шрифт:
Тот тяжело принял весть о смерти друга, долго сидел, плакал; трясся от беззвучного горя большой живот. Епископ пригласил меня оставаться, сколько захочу. Я сказал, что при первой возможности отправлюсь в Париж. Время пришло.
— Да, да, понимаю, — сказал он грустно, — да вот только никак не соображу, кому бы тебя порекомендовать, сын мой. Мне недавно писали из столицы. Виконт собирается жениться, говорят, на молодой дочке графа де Солари. Втемяшился ему бес в ребро на старости лет!
— Бедная женщина, — сказал я.
— Да кто ее знает. Я о ней наслышан, но краем уха: баронесса де Локвинар, что живет тут неподалеку, водит дружбу с нынешней графиней де Солари. Вот бы тебя туда порекомендовать, да им слуги такие
И мы с епископом внимательно посмотрели друг на друга.
— Рукоположить тебя, конечно, можно, — сказал он, — да ведь тогда будет грех большой, если ты этого виконта все-таки прикончишь. Не уговаривать же тебя его простить во имя христианского милосердия.
— Спасибо за честь, отец Ле Бра, — сказал я, — давайте от принятия мною священного сана все-таки воздержимся. Но…
И тут мы снова посмотрели друг на друга, а затем на лежащие на столе вещи отца де Шато.
— Все равно грех, — вздохнул епископ, — так и так. Молиться много придется, чтобы его замолить, готов ты к этому, сын мой?
— Исполню свой долг чести — и готов к чему угодно.
— Ладно, — сказал епископ. — Реми говорил мне, что ты однажды назвал нас с ним шутами, над негодяями можно и подшутить. Тем более, если он таков, как слухи ходят, только доказательств нет; придется тебе поискать, а я подскажу пару имен. Вы с Реми одного роста были, и бумаги все тут. Бери его вещи, я напишу тебе рекомендацию. Завтра поедешь к баронессе де Локвинар, и будет тебе первая проверка. Если она ничего не заподозрит, в столице твои ошибки спишут на провинциальность. Сможешь священника изобразить?
— Я два года прожил в доме отца де Шато, и аббат Лебель меня учил, этого хватит.
— Только обещай мне, в память о моем друге обещай — накажи виновного, но не тронь невинных. Ты для Реми словно сыном стал. Не оскорби его памяти недостойными деяниями.
— Хорошо, — сказал я. — Могу на Библии поклясться.
— И поклянись, — он смотрел на меня умным холодным взглядом.
Я исполнил его просьбу. На следующий день я, надев сутану и немного к ней привыкнув, отправился к баронессе. Та приняла меня благосклонно, строила глазки, настрочила рекомендательное письмо к своей подруге. Через неделю я отправился в Париж, чтобы наконец освободиться от своей мести окончательно.
Я приехал в ваш дом, Маргарита, и затаился, и словно закрыл лицо; каждый ваш шаг, каждое ваше движение играло на меня. Я увидел виконта де Мальмера и сумел не убить его сразу; ты сама знаешь, как хороша на вкус отстоянная месть. Я решил узнать побольше о виконте и выждать, может, вызвать на дуэль и убить. Все же я не преступник, не заговорщик, я дворянин, и у меня есть понятие о чести. В какой-то миг я подумал: хорошо бы отомстить ему позором, соблазнив его невесту и разоблачив эту связь, но тут же мысль отринул как недостойную. Я тебя вообще не принимал в расчет, и зря. Заинтересовался тобою с первой исповеди. Все не мог понять, что скрывается за твоим отстраненным лицом, за слепым желанием выйти замуж за виконта. Неужели ты так любишь его, думал я. Через несколько дней эта мысль начала причинять мне боль, и я понял, что ты становишься мне дорога. А потом я увидел в тебе — тебя настоящую, только по-прежнему не знал, что за тайну ты прячешь. И понял: что бы я ни сделал, тебе я боль не причиню. Я решил тебя спасти. Кроме того, следовало нагнать страху на виконта, подвести его к концу. Я уже знал, что буду делать, понимал, как действовать. Позор — вот чего он боится, я намеревался утопить его в позоре.
Подкупом и речами я подчинил себе Дидье, и в доме у меня появился союзник. Это он по моему распоряжению подложил в паштет скорпиона, купленного мною у итальянца-чернокнижника — в Париже, как оказалось, можно приобрести что угодно, так что я еще между гремучей змеей и скорпионом выбирал.
Мы сделаем это, Мари-Маргарита, если ты пойдешь со мной.
Я обманщик, каторжник, я присвоил себе сан, который не ношу, с одобрения хитреца-епископа, я хотел убийства, хотел позора, пускай ценою твоей чести; к счастью, Господь вовремя меня направил. И все равно я грешник, тут нет святых. Кем бы я ни был, кем бы ты ни видела меня — я люблю тебя, люблю так сильно, как никогда и никого не любил.
Мне тридцать один год, Маргарита, тридцать один, хотя я выгляжу намного старше. Девятнадцать лет я провел в замке, которого у меня больше нет, десять лет — в каменоломнях под Тулузой, таская на себе арестантскую робу и цепь каторжанина, и лишь два года жил на свободе после, хоть и с оглядкой. Несть числа моим грехам, но Бог почему-то до сих пор не остановил меня, а значит, так надо. Значит, Его именем и отправлюсь дальше.
Если ты пойдешь со мной.
Глава 16 Carpe diem [24]
Я закрыла замок на сундучке, получившемся не очень увесистым. Дидье стоял рядом, когда я закончила, когда замок склизко щелкнул, слуга подхватил сундучок на руки, чтобы унести в заранее условленное место. Реми знал, куда именно, и Дидье знал, а я пока нет; впрочем, что скажет мне адрес? Главное, чтобы все прошло, как задумано.
24
Лови день (лови момент) (лат.)
— Иди, Дидье, и в церковь не опаздывай.
— Как тут опоздаешь, госпожа!
Он исчез, весьма собой довольный. Я подошла к зеркалу, уставилась на возникший там светлый призрак: белое платье светится непорочностью новой ткани, волосы аккуратно уложены и перевиты лентами, и жемчуг на шее отсвечивает невинностью, которую я сегодня приношу в жертву Богу, вступая в брак.
Отвернувшись от зеркала, я покосилась на открытую дверь — за нею чувствовалась веселая суматоха в доме, охваченном последними приготовлениями к свадьбе, — достала из-под подушки припрятанный там кинжал и схоронила его под юбками, аккуратно пристегнув ножны к скрытому поясу. Кто знает, как пойдут дела.
Кто знает, где я встречу завтрашний рассвет.
Я боялась, что меня охватит дрожь, волнение, что я начну нервничать, и рвать бумажки, и комкать платки, но нет, ничего такого. Спина прямая, как у Реми в его лучшие дни, руки не дрожат, взгляд прям и ясен. Через два часа я должна стать женой виконта де Мальмера, предприятие сомнительное, учитывая то, что венчающий нас священник никакого права совершать обряд не имеет.
Даже Дидье полагал, что святой отец — он и есть святой отец. Пусть так и остается до сегодняшнего вечера.