Грета Гарбо. Жизнь, рассказанная ею самой

Гарбо Грета

Потеря кормильца в нашей семье произошла не тогда, когда отец умер, а раньше, когда он слег. Никакое чтение любимых книг и долгие беседы не могли спасти отца, ему требовалось настоящее лечение, денег на которое в семье не было.

Говорят, тогда я поклялась себе, что стану богатой во что бы то ни стало.

Конечно, не клялась, но твердо усвоила одно: нужно сделать все, чтобы деньги были. Нет, не красть, не предавать, не убивать, нужно работать. Где и как, пока не понимала, хотя уже понимала, что не всякая работа приносит достаточный доход. Одно я знала точно: я буду копить, чтобы в конце своей жизни не умирать

вот так, беспомощно и будучи обузой родным.

Прошло ровно семьдесят лет, и я страдаю от болезни почек и легких. Наверное, это наследственное, ведь моя сестра Альва тоже умерла от туберкулеза и рака, причем совсем молодой.

Я немало работала, еще больше копила, не швыряла деньги на удовольствия и просто так, средства, которые у меня есть, позволяют получать любую врачебную помощь, но никакой лучший госпиталь не способен восстановить мои почки, можно только продлить мучения.

А еще у меня нет дочери, которая могла бы сидеть рядом, развлекая чтением книг и беседами, как когда-то я отца. Конечно, племянница Грей и ее дети меня не бросят, но я не привыкла кого-то обременять, особенно в последние годы.

Я всегда экономила, даже тогда, когда уже была богата. Однажды банк, в котором я держала все свои сбережения, прогорел, это научило не складывать деньги в кубышку, а вкладывать их в дело, в недвижимость или коллекции предметов искусства. Меня часто и много укоряли за скопидомство и нежелание тратить деньги, так же как других ругают за расточительство. Да, я очень не люблю тратить деньги, зато своим родным оставлю немалую сумму. И Грей завещаю распродать все со мной связанное, чтобы выручить как можно больше на посмертной славе. Пусть не стесняется, мне уже будет все равно, а им прибыль. Те, кто хлебнул нищеты, дорожат прибылью…

А критикам все равно, будешь тратить – скажут транжира, будешь копить – назовут скопидомкой. Я давно научилась не подстраиваться под мнение прессы, живя своей жизнью. Если бы еще они оставили меня в покое!

Кетой меня прозвали дома из-за неумения совсем маленькой выговорить «Грета».

– Как тебя зовут?

– Кета…

А Ловиса или Луиза – это как маму, она тоже Ловиса, Анна-Ловиса.

Что я вынесла из детства? Любовь к одиночеству, страх перед бедностью и желание вырваться из этого круга и вытащить из него родных. Хорошо запомнила одно: на счету должна лежать приличная сумма, чтобы в трудную минуту не бедствовать. Я не была приучена к мотовству, напротив, мы всегда экономили, считали каждое эре, выращивали на огороде все, что можно было вырастить и сохранить в Стокгольме, даже детьми подрабатывали в лавке.

Газеты много глупостей писали о нашей маме, якобы она была сущим деспотом, держала детей в черном теле и заставляла много работать вместо учебы. Да, в нашей семье правила мама, бойкая, веселая, живая, она просто не могла быть позади меланхоличного молчаливого отца. Я удалась в папу, предпочту промолчать, посидеть в углу, страшно не люблю, когда на меня обращают внимание незнакомые люди, потому терпеть не могу, когда на улице просят автографы. Наверное, так же чувствовал бы себя и отец.

Да, мама не позволяла нам лениться, но не только нам, они с отцом тоже не сидели сложа руки, сама мама всегда была при деле, к тому же родители вовсе не считали учебу чем-то необязательным, напротив, каждое лишнее эре вкладывалось в наше образование. Дело в том, что этих эре просто не было, а уж когда отец заболел серьезно, так и вовсе не осталось.

Разве можно осуждать маму, если ей просто не на что было кормить семью, лечить умиравшего отца и платить за квартиру? Мы никогда ее не осуждали и никогда не говорили никаким репортерам о ее деспотизме. Если что и появилось в прессе, то самовольно, это их фантазия, которая меня очень расстраивала. Я всегда представляла, что мама откроет газету и прочитает эти глупости о себе. Как ей объяснить, что это не мои слова?!

Сначала казалось, что я нашла выход – вообще не давать никаких интервью, что означало бы, что любые сведения обо мне правдой могут и не являться, или вообще вынудило бы репортеров оставить мою личную жизнь в покое. Но не тут-то было! Никакой отказ общаться с прессой не заставил репортеров обсуждать только мои роли, но не меня саму. Небылицы продолжали рождаться и развиваться независимо от моего собственного желания или нежелания говорить даже тогда, когда я перестала сниматься в фильмах совсем.

В детстве я была больше похожа на маму, но только внешне, характер папин во всем – в застенчивости и нежелании быть на виду, в меланхоличности и любви к одиночеству, в нежелании жить бурной, беспокойной жизнью… Внешне же лет до шестнадцати у меня были мамины выпуклые щечки, нависшие верхние веки, почти кругленькие глаза и даже ямочка на подбородке… Хорошенькая? Наверное, но такая неуклюжая и застенчивая! Мечтательница, похожая на мальчика, безо всяких женственных форм, которые так и не появились, с большими кистями рук и ступнями.

Потом что-то произошло, и я стала стремительно меняться, перерастая и становясь похожей на папу внешне. Мамины у меня ресницы – длинные и загнутые, хотя и папа обладал такими же.

Кто тогда мог подумать, что плотная, крупная, страшно неуклюжая от застенчивости (или застенчивая из-за неуклюжести?) девочка с большими ступнями и кистями рук, не способная не только выдавить из себя лишнее слово, но и норовившая забиться в уголок при любой возможности, станет актрисой, голливудской звездой… вообще кем-то станет.

Я не мечтала стать актрисой, просто не могла об этом мечтать. Как можно мечтать о том, о чем не имеешь понятия, о том, чего вовсе не знаешь? Видела ли рекламу? Конечно, видела, но это был совсем иной мир, существовавший сам по себе, вдали не только от серых стен нашего дома, но и от жизни вообще, он был за пределами моих мечтаний.

Дети и взрослые мечтают по-разному. Дети мечтают романтично: о парусах, наполненных ветром, о старинных замках, о каретах, балах, битвах с драконами… Это настоящие мечты, почти наверняка недостижимые и потому особенно прекрасные.

Взрослые уже знают, что драконы давно вымерли, карета в полночь превратится в тыкву, в старинных замках по коридорам гуляют сквозняки и очень неудобно жить, а такелаж парусников на ветру страшно скрипит и с ним до кровавых мозолей тяжело справляться… Взрослые мечтают прагматично: о новой машине, об удобном доме, хорошей работе… ну, может, еще о встрече с красоткой или красавцем, правда, не загадывая дальше короткого бурного романа (куда потом девать эту красотку или красавца, когда влюбленность пройдет?)…