Грета и потерянная армия
Шрифт:
— Я пообещала каждому из этих детей, что останусь с ними до тех пор, пока они больше не будут нуждаться во мне, но пока их семьи не объявились, Вы не можете сказать, что я им не нужна.
По потяжелевшему взгляду женщины было видно, что Грета удивила ее. Почему? Неужели она действительно думала, что Грета смогла самостоятельно провести четыре года, не зная, как противостоять незнакомцам?
Психолог не давила. Она была хороша в своей работе, а в ее заботе о Грете и мальчиках чувствовалась искренность.
Она чувствовала себя немного виноватой за то, что огрызнулась ранее,
— Думаю, было бы хорошо встретиться утром, и я не против вернуться в школу через несколько дней, если никто из мальчиков не уйдет, пока меня не будет, — сказала она, пожав плечами.
— Я уверена, что мы это организуем, — ответила психолог. — Никто не хочет, чтобы кто-либо из вас чувствовал беспокойство во время этого перехода.
Грета встала из-за стола и повернулась, чтобы уйти.
— Тогда, думаю, все будет хорошо.
Мисс Дэвидсон сказала ей вслед:
— Не могла бы ты спросить, не хочет ли твой друг Айзек зайти ко мне на несколько минут?
Всё ещё стоя спиной к женщине, Грета застыла.
— Эм, хорошо. Конечно.
На самом деле она не боялась, что Айзек скажет или сделает что-то слишком странное, но социальная работница была наблюдательной. Есть некоторые черты характера, которые просто нельзя скрыть, и это его монументальное высокомерие — одно из них. Ей хотелось присутствовать во время их разговора. Вероятно, это была бы самая интересная часть ее дня.
Айзек ждал, пока она выйдет из столовой, и приподнял бровь, когда Грета сказала ему, что консультант хочет его видеть. Его плечо коснулось ее собственного, когда они проходили мимо друг друга, и она подавила в себе желание остановить его и сжать руку. Это был жестокий день без единой минуты, чтобы побыть наедине, и еще долгое время не представиться никакой возможности это сделать. По крайней мере, когда они были разлучены в Милене, они могли поддерживать связь в своих снах, но теперь даже этот вариант для них был утерян.
Это была еще одна вещь, к которой нужно будет привыкнуть. Она предполагала, что возвращение в человеческий мир будет похоже на возвращение к нормальной жизни — наконец-то — но вместо этого все отбрасывало ее. До сих пор она не осознавала, насколько Милена стала ее новой нормой.
Родители Греты предложили устроить всех на ночь или на две, и, увидев детей, социальная работница согласилась, что, вероятно, лучше разместить их в отдельных приемных семьях до прибытия родителей.
А затем все посторонние ушли. Близилась полночь, и мальчишки засыпали на ходу пока ждали, пока закончатся приготовления ко сну.
Мать Греты передала простыни и одеяла.
— Ты уверена в этом? — мягко спросила она. — Твоего брата сегодня здесь нет, поэтому мы можем использовать его комнату. В запасной комнате есть кровать королевского размера, а в кабинете твоего отца есть диван. Я уверена, что мы могли бы найти место для…
Грета покачала головой. Она уже согласилась разделить свою старую комнату с Сионой, но разделять девять волнующихся мальчишек она не хотела.
—
Ее мать отвернулась, но не раньше, чем Грета мельком увидела ее поджатые губы.
Черт.
Она воспользовалась случаем и вытянула руку, чтобы мягко дотронуться до плеча матери.
Мать напряглась и оглянулась, глаза блестели от слез.
— Все хорошо, — сказала Грета. — То есть, наверно это не хорошо, но мы выжили. И мы были друг у друга. Мы справились.
Она приоткрыла рот, но ничего не сказала. Наконец, она кивнула и выпрямила плечи.
— Хорошо, — сказала она. — Почему бы тебе не отнести вниз эти одеяла и не удостовериться, что им всего хватает?
Грета взяла одеяла и повернулась, чтобы уйти, но тихий, прерывающийся звук, исходящий из уст матери… причинял боль. Он был таким хрупким, как стекло, ломающееся под давлением. Она и забыла, что подобный звук может существовать, что такая ранимость может существовать. Подобной мягкости не было места в Милене.
Но здесь не Милена.
Ее мать смотрела в пол. Грета переложила одеяла на кровать и подошла к ней. Блеск в ее глазах заставил Грету подавить свои эмоции, прежде чем тоже потеряет над ними контроль.
— Я здесь, — с хрипотцой сказала. — Я в безопасности.
Ее мать улыбнулась и, похоже, искренне. Будто это были как раз те слова, которые ей нужно было услышать.
— Я знаю. Теперь иди. Позаботься и о мальчиках.
Она кивнула и пошла вниз. Большая часть всего остального дома изменилась, пока ее не было. Она помнила ту удобную, изношенную, несоответствующую друг другу мебель, которую родители и друзья передали молодой паре без денег и с двумя маленькими детьми. Пока ее не было, дом был преобразован шикарными современными вещами, которые выглядели так, как будто их вытащили прямо со страниц журнала. Но внизу в подвале она почувствовала прилив ностальгии.
У одной из стен стоял большой тяжелый ламповый телевизор на деревянной подставке медового цвета. Должно быть, его переставили сюда, когда ее родители перешли на гладкий плоский экран, который был установлен на стене между новыми, изготовленными на заказ, книжными полками в гостиной. Раскладной диван тоже когда-то был наверху. Она вспомнила, как растягивалась на нем и смотрела мультфильмы в субботу по утрам.
Нахлынуло так много воспоминаний. Это было похоже на одну из иллюстрированных книжек со страницами, которые все быстрее и быстрее переворачивались, поэтому персонажи переходили от ходьбы к бегу. Она огляделась вокруг в поисках пульта дистанционного управления, который прилагался к телевизору; толстый черный кликер с расплавленным уголком с тех пор, как ей было восемь лет, и она отнесла его на кухню и оставила на стойке слишком близко к тостеру. Она думала, что сможет сама приготовить себе завтрак и позволить маме и папе поспать, но, положив рогалик в машину, она вернулась в гостиную и совершенно забыла обо всем, кроме шоу, которое смотрела до тех пор, пока не сработала пожарная сигнализация.