Гретель и ее бесы
Шрифт:
– Отойди! – Гретель повернулась к матери и выставила перед собой бритву. – Или я располосую тебе горло!
Марта сплюнула себе под ноги и, пошатываясь, вышла из спальни. Ее платье до самого подола пропиталось кровью, и земляной пол жадно впитывал каждую упавшую каплю.
Едва мать переступила порог, Гретель захлопнула дверь. Детская спальня не запиралась, поэтому девочка одним рывком сдвинула тяжелый сундук, забаррикадировав дверь.
– Она хотела меня задушить, – прохрипел Гензель.
– Теперь все хорошо, – сказала Гретель, поворачиваясь к брату. – Не бойся, я не подпущу ее к тебе.
– Если бы не ты, я бы
После этого Гретель вернула лезвие на место и перестала резать себя. А еще с той зимы между ней и Гензелем установилась прочная дружеская связь, какую нечасто можно встретить среди братьев и сестер. Они ни разу не обсуждали случай, заставивший Гретель порезать собственную мать опасной бритвой. Но знали, что, если понадобится, будут защищать друг друга любой ценой.
Когда Гретель все-таки погрузилась в сон, ей привиделся темный склеп. Она стояла перед вертикальной дырой, ведущей наружу, к свету. Но почему-то была уверена, что ей не выбраться из этого пропахшего гнилью каменного мешка. В какой-то момент на плечо ей легла костяная, облепленная остатками сгнившей плоти рука, а шелестящий голос произнес: «Теперь ты одна из нас. Ты мертвая…»
Интерлюдия первая
1919 год от Рождества Христова, декабрь
Риттердорф, столица Священного королевства Рейнмарк
– Не представляете, Гретель, как я рад, что вы откликнулись на мое предложение! А как обрадуется редактор! Когда я сказал, что собираюсь заняться историей марбахского убийцы, он чуть со стула не грохнулся от восторга!
С того момента, как они сели на поезд, Конрад находился в приподнятом настроении. Казалось, он вез в Риттердорф не свидетеля чудовищного преступления, а мешочек золотых.
В детстве Гензель и Гретель часто ходили на другой конец города, к железнодорожной станции, поглазеть на закопченные свистящие и грохочущие паровозы, что тянули за собой длинные составы. Гензелю нравились товарные вагоны, забитые всем подряд, и промасленные цистерны, в которых доставлялся керосин. Сидя на земляном валу, что тянулся вдоль железной дороги, брат и сестра наблюдали, как рабочие разгружают составы. Грузчики напоминали проворных муравьев, облепивших жирную гусеницу.
– Смотри, в тех мешках, наверное, соль, – говорил мальчик, показывая пальцем. – А вот в тех ящиках что-то тяжелое, небось товары для скобяной лавки.
В отличие от брата, Гретель больше нравились пассажирские поезда. Глядя, как уезжающие из Марбаха люди выглядывают из окошек, машут друзьям и родственникам, собравшимся на перроне, девочка ощущала, что внутри у нее поднимается странный, необъяснимый восторг с небольшой примесью горечи. Билет на поезд сулил неведомые приключения, новые города и земли. А Гретель, дочь дровосека, могла лишь смотреть вслед отъезжающим поездам. И вот в двадцать четыре года она впервые оказалась внутри пассажирского вагона и сама ехала навстречу неизвестности.
Купе – сплошь полированное дерево, сверкающая медь и красный бархат – явно предназначалось для богачей. Изысканно вежливый проводник в униформе винного цвета проверил билеты и поинтересовался, не желают ли чего герр и фрау. Конрад Ленц, к удивлению Гретель, заказал шампанское.
– Должны же мы, в конце концов, отметить начало нашего проекта! – сказал он, потирая ладони.
Колеса мерно грохотали, за окном проносились бескрайние заснеженные поля, а Гретель никак не могла расслабиться. Ей казалось, что если она испачкает дорогую обивку или сломает что-то, немедленно явится проводник и выпишет ей огромный штраф. Проводник действительно явился, но не со штрафом, а с фужерами и ведерком, полным колотого льда, из которого торчало горлышко бутылки. Гретель доводилось пробовать шнапс и пиво, а вот о шампанском она знала лишь одно – что оно существует. Хлопнула пробка (девушка невольно вздрогнула), и в фужеры полилось искрящееся вино.
– За вас, фройляйн Блок! – сказал Ленц, поднимая бокал. – Вы, конечно, не хромой мальчик, но, да простит меня Бог, я безмерно рад этому обстоятельству!
Шампанское сотворило чудо: уже через несколько минут Гретель облокачивалась на обитые бархатом стены, не задумываясь о последствиях, и смеялась шуткам Конрада Ленца.
Поездка ничуть не утомила Гретель – всю дорогу спутник забрасывал ее вопросами и сам рассказывал о жизни в столице и о своей работе. Было видно, что он гордится успехом «Крысоловки для убийцы из Гамельна» и надеется превзойти его с новой книгой. В конце концов, Гамельнский крысолов похитил детей в середине прошлого века, а марбахский убийца действовал здесь и сейчас.
– Ваше имя точно станет известным! Журналистское чутье меня еще ни разу не подводило, и я чувствую, что эта книга произведет настоящий фурор!
Девушка понимала, что золотые горы и славу Ленц обещает лишь для того, чтобы она не сорвалась с крючка. «Я нужна ему, – думала Гретель, исподтишка разглядывая болтливого журналиста. – И он нужен мне. Вот только я не могу дать Ленцу то, чего он желает. Вся эта история может закончиться крупным скандалом…»
Конрад Ленц верил, что доктор Фонберг совершит чудо. Что он какими-то хитрыми приемами достанет из памяти пациентки портрет марбахского убийцы. Но Гретель знала: ее воспоминания – вовсе не игра воображения и не попытка разума защититься от ужасных, травмирующих событий. Впрочем, она честно предупредила Ленца об этом, а значит, вся ответственность за возможный провал лежала исключительно на нем.
«Правда, никаких денег в этом случае нам не светит», – с тревогой думала Гретель. Девять лет назад, через год после ее возвращения из плена, мать сильно заболела, и теперь за ней требовался постоянный уход. Гензель, решивший поиграть в молчанку, тоже нуждался в опеке. В итоге жизнь девушки свелась к готовке, уборке и походам в «Хофманн и сыновья» за лекарствами. С учетом этих печальных обстоятельств деньги Блокам вовсе не помешали бы.
В Риттердорф парочка прибыла ближе к ночи. Город встретил их снегопадом, и Гретель, надеясь разглядеть ночную столицу сквозь окно такси, была несколько разочарована.
– Вы, наверное, хотели посмотреть город, – сказал Конрад, заметив, как Гретель прильнула к стеклу автомобиля.
Девушка сообразила, что выглядит как деревенская простушка, и отвернулась от окна. Ленц видел, в каких условиях живут Блоки, знал, какое образование получила Гретель. И пускай события ее жизни представляли для него определенный интерес, пропасть между ними была слишком велика. Не желая подпитывать его самомнение, Гретель напустила на себя безразличный вид и произнесла:
– Боюсь, в такую погоду ничего интересного не увидеть…