Гретхен
Шрифт:
– Вот видишь! – воскликнула Гретхен, поворачиваясь к Гансику. – Может быть, у Мари-Луизы была такая же ситуация! Старшие дети захотели остаться с папой в Англии, а малыша он не смог взять к себе!
– Что ты все время защищаешь эту тетку! – возмутился Гансик и бросил в сторону Гретхен сердитый взгляд. – Если бы она была хорошей матерью, дети не захотели бы жить с отцом!
– А если он – хороший отец? – с хитрой улыбкой спросила Гретхен.
– Чушь cобачья! – заорал Гансик.
Гансик всегда так орал, когда у него не хватало аргументов. Гретхен знала эту его особенность и не обижалась. Она просто отвернулась от него, помня
Гретхен не успела высказать критические замечания по поводу такого плана, потому что они как раз подъехали к дому.
– А ты все еще сердишься на маму? – спросил Гансик.
Перед их отъездом в Цветль папа с мамой не обмолвились между собой ни словом и смотрели друг на друга не слишком ласково.
– Нет, больше не сержусь, – ответил папа. – Я все обдумал. Чего сердиться? Нет никакого смысла. Рано или поздно она плюнет на это свое голодание. Надо просто набраться терпения.
Гретхен не любила вмешиваться в чужие дела, но сегодня, решила она, придется поступиться правилами.
– А знаешь, – сказала она, когда они с папой и Гансиком подходили к дверям квартиры, – может быть, тебе действительно не стоит все время называть ее мамой. Она не любит этого. Звучит как-то не очень, правда!
– Да? Ты считаешь? – переспросил папа, доставая ключи от квартиры.
Он открыл дверь и, заговорщицки кивнув Гретхен, прокричал с порога:
– Элизабет! Это мы! Элизабет, ты где?
Папа направился в гостиную, Гретхен и Гансик – за ним. На пороге гостиной он резко затормозил и уставился на мягкий уголок. Там, в кресле, сидела мама, а напротив нее, на черном кожаном диване, устроился пожилой седовласый господин с трубкой, который держал Магду на коленях!
– А, это вы! – воскликнула мама, явно в замешательстве. – Что-то вы рано вернулись!
– Может, нам уйти? – спросил папа ледяным тоном.
Магда сползла с коленей незнакомца и подбежала к папе.
– Позвольте представить вам моего мужа и старших детей, – сказала мама, обращаясь к старику.
Тот поднялся и подал руку всем по очереди – папе, Гретхен и Гансику. При этом он что-то бормотал себе под нос, вероятно, свое имя.
– Ну что же, – проговорил старик, обращаясь к маме, – не смею более занимать ваше время. Мы обо всем договорились. До завтра, сударыня!
Отвесив легкий поклон папе, он, прихрамывая, направился в прихожую; мама поспешила следом.
– Ваша шляпа, господин профессор, ваша трость, господин профессор, – послышался мамин голос.
– Благодарю вас, сударыня, – раздалось в ответ.
Магда потянула
– Понюхай, как пахнут! – сказала Магда. – Это профессор принес!
Папа нюхать розы отказался.
В прихожей хлопнула дверь.
– Что это еще за профессор? – спросил Гансик у Магды.
– Ну, у которого мама домработницей будет, – объяснила Магда.
– Кем будет мама? – папа схватил Магду за руку, да с такой силой, что та от неожиданности взвизгнула. – Повтори, кем она будет?
– Я уже говорила! – пропищала Магда. – Домработницей у профессора! Пусти! Мне больно!
Папа отцепился от Магды. Тем временем мама вернулась в гостиную и села в кожаное кресло. Магда подбежала к ней, чтобы пожаловаться на папу.
– Папа мне больно сделал! – сказала она, показывая руку.
Мама погладила больное место и посмотрела на мужа.
– Что все это означает? – строго спросил он. – Что этот трухлявый пень делал у нас в доме?
Папа подошел почти вплотную к маминому креслу и принялся отчаянно теребить свои усы, как будто они были накладные и ему хотелось поскорее от них избавиться.
– Это не трухлявый пень, а господин Майзенгайер, профессор. Он живет один, и ему нужен человек, который будет следить за порядком в доме. Вот этим я и займусь. С завтрашнего дня.
– Ты что, рехнулась?! – завопил папа.
Гретхен никогда еще не слышала, чтобы папа так орал. Магда от испуга уткнулась маме в колени.
– Да успокойся ты! – сказала мама. – Работа только по утрам. К приходу детей из школы я уже сто лет как буду дома!
Но это нисколько не успокоило папу. Он, правда, перестал кричать, но зато теперь метался по гостиной, как зверь в клетке, и говорил, говорил, говорил. Во-первых, он достаточно зарабатывает, чтобы избавить свою жену от необходимости работать. Во-вторых, если ей нечем заняться, то он готов ей помочь и показать, сколько всего полезного еще можно и нужно сделать в доме. И в-третьих, если ее обуревает такая жажда деятельности, то вовсе не обязательно идти в домработницы, а лучше выбрать работу поприличнее. Ответственный работник макаронной фабрики не может быть женат на прислуге!
От этой пламенной речи папа изрядно устал и в изнеможении плюхнулся на диван. Мама вытянула изо рта длиннющую нить жвачки, намотала ее на палец и сказала:
– Во-первых, ты не можешь мне ничего запретить, мы же не в Средневековье живем. Во-вторых, дело не в том, сколько ты зарабатываешь, а в том, что я хочу зарабатывать сама! И в-третьих, я вовсе не в домработницы нанялась, домработница у профессора уже есть. Магде просто это слово нравится. В действительности же профессор пригласил меня в помощницы, и о таком месте можно только мечтать!
Дальше мама объяснила, что место это ей устроила Мари-Луиза, причем на очень выгодных условиях: работать она будет без договора, то есть не нужно будет платить никаких отчислений, при этом профессор назначил ей щедрое жалованье и к тому же живет совсем рядом. И приходить минута в минуту тоже не обязательно. А если один день она и вовсе не сможет прийти – тоже не беда.
– Очень даже подходящая для меня работа, – сказала мама. – Моя задача – готовить и гулять с собакой. Так что я буду много бывать на свежем воздухе!