Грезить в Городе Печалей
Шрифт:
— Драал должен хотя бы предполагать, куда она попала.
— Он не знает.
— Мы должны, по крайней мере, попытаться.
— Должны ли мы просить других рисковать своей жизнью в столь опасной миссии, имея столь небольшие шансы на успех? — спросил Ратенн.
— Нет, но сам я рискну.
— Вы не имеете права рисковать, Энтил'За. Ворлонцы сказали, что для вас это равносильно смертному приговору.
— О чем вы говорите?
— С подобающими предосторожностями вы можете прыгнуть сквозь разлом и попасть в прошлое без особого вреда для себя. Но вы не сможете вернуться обратно,
— Не понимаю, я думал, что стабилизатор все это устраняет.
— Но вы были без стабилизатора времени, когда год назад попали в разлом. Вы были без защиты, попав под вспышку тахионного излучения, когда Вавилон 4 прыгнул сквозь разлом. Пребывание в разломе без стабилизатора времени делает любые следующие прыжки потенциально смертельными, неважно, будет у вас стабилизатор или нет. Даже если она каким-то образом выжила во время прыжка во времени, что маловероятно, и вы будете способны, что совершенно невозможно, найти то время, в которое она попала, то вы не сможете вернуться назад вместе с ней.
— Почему вы не сказали мне об этом раньше? — зло спросил Синклер.
Ратенн, казалось, задумался над очевидным ответом.
— У нас не было повода думать о том, что вы совершите временной прыжок во время этого задания.
Синклер не хотел верить этому.
— Должен быть какой-то выход. Что еще вы мне не сообщили? Как насчет этого, посол Улкеш? Может быть, то, что не знает Драал, знают ворлонцы? Вам известно, куда она попала? В какой год? В какой век?
— Это неважно, — ответил Улкеш.
— Неважно?! — Синклер внезапно вскочил из-за стола. — Ах, ты, ублюдок!
Ратенн быстро встал между ворлонцем и взбешенным Энтил'За.
— Пожалуйста! Энтил'за! Ваше горе можно понять, но не позволяйте ему затуманивать ваш разум. Я говорю вам правду.
Синклер попытался взять себя в руки.
— Уверен, что это так, Ратенн. По крайней мере, вы говорите то, что говорили вам.
— Тогда, Энтил'За, позвольте снова выразить вам свои соболезнования. Анла'шок Сакай была любима и уважаема всеми, и мы скорбим вместе с вами. Но работа, которую мы выполняем…
— Она важна для вас, да? — Синклер глубоко вздохнул. — Не волнуйтесь. Работа с рейнджерами будет продолжаться. Но здесь будет несколько изменений. С этого дня я буду иметь дело только с вами, Ратенн. Я не хочу даже видеть посла Ворлона, разве что в случае крайней необходимости.
Ратенн в нерешительности посмотрел на Улкеша, а потом склонил голову в знак согласия. Синклер повернулся и ушел.
Он брел, не зная, куда направляется. Он не мог вынести возвращения в дом, в котором так недолго прожил вместе с Кэтрин. Все там сейчас напоминало об его утрате.
Но сказали ли ему всю правду? Ворлонец был прав? Не было шанса, не было вовсе никакой надежды? Неужели Кэтрин вправду навсегда исчезла? Он шел, не разбирая дороги, снова и снова задавая себе эти вопросы. Он не беспокоился за себя, но Ратенн был прав: даже если ему удастся как-нибудь убедить ворлонцев и Драала открыть доступ в разлом, он не сможет потребовать от других рискнуть своей жизнью без малейших шансов на успех. И не было возможности выяснить, хотя бы в каком тысячелетии она сейчас находится. Он не мог даже представить себе это.
«Боже, за что? — снова и снова спрашивал он. — За что?»
Он увидел перед собой Часовню. Не зная, куда еще ему идти, он шагнул внутрь. В храме сидел, медитируя, Маркус, но, увидев Синклера, быстро вскочил на ноги.
— Простите, Энтил'За. Я сейчас уйду.
— Нет, Маркус. Останься там, где был. Я не хотел тебе мешать.
Между ними повисло молчание.
— Я никогда не имел возможности по-настоящему сказать вам о том, как я сожалею о случившемся, — сказал Маркус. — Анла'шок Сакай была лучшей среди нас. Среди всех нас, всех рейнджеров. Нам всем ее не хватает.
Неожиданно на глаза Синклеру навернулись слезы.
«Здесь не место для слез,» — подумал он почти гневно. Он — Энтил'За. Под его началом не было рейнджера, который не пережил бы утраты. Он был символом, как сказал Ратенн.
Чтобы сдержать слезы, он поднял взгляд на статую Валена, на темшви, что гнездились под крышей храма, на послеполуденные лучи солнца, струившиеся сверху. Что он здесь делает? Он осознал, что думает о том дне, когда в последний раз был здесь, когда он вручил брошь рейнджера Кэтрин, увидел радость на ее лице…
— Радость, уважение и сострадание, — произнес он чуть слышно.
— Простите, Энтил'За?
Эмоции было легче сдерживать, когда поднимаешь взгляд вверх. Он сосредоточился на спокойном лице статуи, и понял, что ему хочется поговорить.
— Радость, уважение и сострадание. Вален утверждал, что это главное для рейнджеров. Много написано о сострадании Валена и о его уважении к другим. Но нигде не написано о том, что его радовало, что его веселило. Об этом почти ничего не говорится. Может быть он не был счастлив в жизни. Может быть, именно поэтому Вален настаивал на необходимости смеха, ибо знал, что это преходяще. Как тяжело найти счастье и удержать его, если найдешь. Наслаждайся краткими мгновениями радости, пока можешь, потому что все это преходяще.
— Может быть, Вален, — спокойно сказал Маркус, — пытался также сказать, чтобы мы помнили о том, что хотя боль никогда не исчезнет, всегда есть шанс найти радость и веселье снова, где-нибудь на пути. И ухватиться за него.
Синклер с легким удивлением оглянулся на Маркуса. Этот человек тоже пережил большое горе.
— Может быть и так, Маркус. Но иногда в это так трудно поверить.
Маркус понимающе кивнул.
Надо было возвращаться домой. Синклер попрощался с Маркусом и направился через весь лагерь обратно. Все выглядело для него сейчас по-другому, стало как-то холоднее и суровее. Но дома было хуже всего. Даже снаружи он выглядел невыносимо пустым и холодным. Синклер вошел, с трудом различая что-либо, под влиянием воспоминаний, нахлынувших на него, как только он захлопнул за собой дверь. Когда все катилось кувырком, Кэтрин была единственным человеком, кто мог помочь ему собраться. А теперь он должен сделать это без нее. Он знал, что она хотела бы, чтобы он поступил именно так, но это было слабым утешением.