Грёзы и предостережения
Шрифт:
Оретт замолчал, на несколько долгих минут, словно набираясь сил при очередном прыжке с высоты.
— Дар пробудился после одной из стычек, когда я полуживой валялся в канаве, в которую меня выбросили за ненадобностью. Он привел меня в одну из таверн, и я остался в ней мальчиком на побегушках…
— Дар? — переспросил Айвир. — Ты про магию?
— Магия это такая обыденная вещь, — улыбнулся Оретт, поворачиваясь, — Она не стоит того, чтобы сохранять жизнь неугодному мальчишке, держа под боком постоянную угрозу своему существованию. Дар в нашей семье передавался всегда
— Хочешь сказать, что твой отец все знал? — удивился тот.
— Да. Как и я знаю, что не переживу сегодняшний день.
— Но если ты знаешь, почему не хочешь это поменять?
— Это краеугольный камень дара. Я вижу не один вариант развития событий, а несколько. Если не погибну я, погибнет Рина, или ты, или бесчисленное множество народа…
— И ты решил все за нас…, - обиженно протянул Айвир.
— Решил, — согласился Оретт, — И так правильно. Это все, что я могу сделать, чтобы вас защитить.
— Поэтому ты оттолкнул малышку от себя? — догадался рейттар и тут же ехидно поинтересовался, все еще злясь на друга: — Думаешь, находиться рядом с ней ночами было правильно?
— Я не мог позволить себе большего. Но и лишать себя этой малости тоже не хотел.
— Что произошло сегодня?
— Она застала меня с Цузуки, — не стал скрывать Оретт. — Так лучше, — тут же поспешно добавил он, не давая сожалениям закрасться в свое сердце. — Завтра ты станешь следующим Предводителем рейта, Айв.
— Все решил? — резко спросил Айвир, подскакивая с кресла: — Знаешь, а ведь девочка права. Ты просто гардов манипулятор.
Громко хлопнула входная дверь. Звук утих, оставляя горькое разочарование и сожаление. Люди так хотят знать наперед, что будет. Вот только прав был наставник, если бы каждый из нас знал, что его ждет в жизни, лишь немногие нашли бы смелость родиться. Не время раскисать. Еще многое нужно успеть сделать до заката. Многое предстоит решить. Но главное он защитит тех, кто ему дорог, и предотвратит войну, и бесполезную с рупантари, и надвигающуюся с людьми.
На эмоциях вылетела из кабинета, не разбирая дороги. Внутри волной поднималась горечь. Непролитые слезы собрались в уголках глаз, мешая ясно видеть.
Сама понять не могла, почему мне так больно. Оретт ничего мне не обещал, не говорил, преграждал любые мои попытки сблизиться, а я… Я сама все придумала, а после сказанного Айвиром, поверила и размечталась.
Выбегая из замка, столкнулась с кем-то, машинально сгруппировались так, чтобы прикрыть ребенка, буркнула привычное:
— Извините, — и хотела продолжить свой путь, но сильные руки, ухватив за плечи, задержали на месте.
— Рина, что случилось?
Вскинула голову, встречаясь с агатовыми глазами Нарсара:
— Не сейчас. Пусти, — выдавила из себя, натягивая дежурную улыбку. — Поговорим позже.
«А лучше никогда», — добавила про себя мысленно.
Повела плечами, скидывая разжавшиеся и теперь успокаивающе поглаживающие руки, распрямила плечи, высоко задирая подбородок — никто не должен видеть моей слабости, и удалилась решительным шагом, натянув бесстрастную нечитаемую маску. Во всяком случае, мне хотелось так думать.
Остановилась, только добравшись до тихого места, обнаруженного мной ранее. И только тут наедине с собой позволила скатиться первой слезинке.
Ребенок закряхтел, и я как-то совсем обыденно вытащила из сумки кувшинчик и принялась его поить, сцеживая молоко по капельке в приоткрытый рот. Все бы отдала за соску! Или хотя бы резиновую перчатку.
«И за памперсы!», — вздохнула я, чувствуя, как холодят мокрые пеленки. Хорошо, что я успела заскочить в комнату и взять непромокаемый плед. Сейчас бы сил вернуться туда, не хватило. И где я теперь буду жить? Мне ведь даже приткнуться некуда. Девчонкам хоть комнату выделили, а мне…
Думать не хотелось. Навязчивые мысли и образы толпились в голове, вызывая ненужную обиду и ревность, поэтому я целиком и полностью сосредоточилась на малыше и кормлении. Кормить было утомительно. Стоило чуть перелить, и малыш захлебывался, а если капелька была маленькой, отворачивался в обиженном крике.
За всем этим мои проблемы отошли на второй план. И пусть я спиной чувствовала, что рядом давно уже устроился Нарсар, и мое уединение нарушено, но впервые меня это не волновало.
В какой-то момент начала мурлыкать колыбельную, ощущая удивительное единение с этим ребенком. Именно сейчас в этот момент я поняла, что никогда не смогу отказаться от него. Мой благополучно приспанный материнский инстинкт проснулся и расцвел буйным цветом. Что ж у меня есть малыш и Айвир, и уже за одно это мне стоит быть благодарной этому миру. И никакие другие мужчины мне не нужны. Это сильно больно влюбляться. Да, и одного мужчины в сердце мне достаточно. Главное, чтобы то хлипкое доверие, что возникло между нами, не разрушилось.
— Ты красиво поешь, — разрушил установившуюся тишину Нарсар. — Хотелось бы, чтобы это был наш сын, и ты пела песню ему…
— Не нужно, Нарсар. Не говори того о чем потом пожалеешь, — ответила скоропалительно, отметая всякую возможность того, что мы когда-нибудь окажемся вместе.
— О чем? О том, что мечтаю, что ты станешь моей? О том, что влюбился в тебя до умопомрачения? — улыбнулся он мне, убирая упавшую на лицо прядку и было в этом простом движении столько нежности, что треснувшее сердце забилось в несколько раз быстрее, надеясь, мечтая довериться…
— Это не любовь, Нарсар. Желание, страсть, соревнование с братьями, но не любовь, — вторил сердцу недрогнувший от этой ласки разум.
— Да откуда тебе знать? — вскипел парень: — Знаешь ли ты, как замирает в груди мое сердце, когда я слышу твои шаги? Как загораются глаза, когда я вижу тебя, Искорка? Как упоительно чувствовать твое дыхание на своем лице? Как внутри все загорается огнем от одного твоего заинтересованного взгляда? Как до безумия сильно хочется сжать тебя в объятиях, поцеловать, прижать, укрыть собой от всего света, защитить. Просыпаться рядом. Пить твое дыхание. Видеть вещи твоими глазами…