Грезы наяву
Шрифт:
Эвелин оставалось только стиснуть зубы и продолжать терпеть пытку. Если бы она ничего о нем не знала, то могла поверить, что однажды ночью он способен пробраться на «Минерву» и уплыть навсегда, даже не оглянувшись. А не уплыл пока потому, что так легче заставить ее поверить, что он ищет людей, которые поставили под угрозу его корабль. Прекрасный эгоистичный мотив. В это она могла поверить.
— Прошу прощения, милорд, — отозвалась она насмешливо. — Пока вы будете дефилировать по залу, разыскивая контрабандистов, можно мне присесть где-нибудь в уголке? У меня ноги
Алекс подал ей стакан с лимонадом и, раскланиваясь со встречными, подвел к серебристой оттоманке.
— Мы только что пришли. Отчего у вас могут болеть ноги? Я пока не лорд, а только его племянник. Вам нужно учиться этикету.
Эвелин устало опустилась на подушку. Холодновато-синий шелк любимого платья улегся вокруг красивыми складками, но она этого и не заметила.
— Я целый день на ногах. Искала место для последних грузов. Весь склад забит. Ни у кого нет денег, чтобы расплатиться за поставки. Наплевать мне на ваш этикет. Какой в нем прок?
Хэмптон снисходительно посмотрел на нее, пригубил пунш.
— Нежелание учиться — верный признак ограниченности ума. Почему вы сами должны за всем наблюдать на складе? Это не пристало леди, у вас есть работники.
— У вас тоже. Почему вы не посылаете их разыскивать контрабандистов? Это уже не ограниченность ума, а предубежденность, мистер Хэмптон. И если безделье — главное качество леди, то, боюсь, мне не стоит и пытаться ею быть.
Обычно, начиная возражать, она все больше распалялась. Но сегодня слишком устала и была подавлена. Ей бы стакан теплого молока и в постель, а не сидеть тут с самонадеянным хвастуном.
В последние недели Алекс вел себя сдержанно, и виделись они только на людях. Если они иногда шептались, то в этом не усматривалось ничего предосудительного. Да и смотрели на них снисходительно, как смотрят на влюбленных и потому слабоумных. Им не было нужды встречаться наедине, и Эвелин без труда избегала новых попыток поцеловать ее. Но самое странное заключалось в том, что чем больше сна их избегала, тем больше думала о них. А чем больше она думала о поцелуях Алекса, тем дальше устремлялось ее воображение, поэтому, несмотря на усталость, спала она по ночам беспокойно.
Хэмптон тоже казался каким-то напряженным, но она не могла понять, из-за чего. Целыми днями он прохлаждался в таверне, в компании новых друзей, а вечерами эскортировал ее из одной гостиной в другую. Они даже были приглашены в резиденцию губернатора и на музыкальный вечер к военному коменданту. Такую жизнь едва ли можно считать беспокойной, но в уголках его рта залегли жесткие линии, которых прежде не было, а глаза, когда он шутил, уже не так блестели, временами вообще становясь задумчивыми. И Эвелин вздрагивала, боясь догадаться о причине его грусти.
Вот и сейчас он посмотрел на нее такими же задумчивыми глазами, забыв, что собрался пошутить. Может, его что-то задело в ее описании образа жизни настоящей леди.
— Это просто ярлык. Я, например, никогда не хотел, чтобы меня называли джентльменом. С чего мне ожидать, чтобы вы вели себя как леди? Я всегда избегал компаний праздных сплетниц. Кстати, о безделье.
Эвелин с недоумением посмотрела на него, но тут, как на всех приличных раутах, явилась другая пара и прервала их беседу. Вскоре Хэмптон включился в начатую накануне оживленную дискуссию по поводу правомочности судебного преследования одного из коммерсантов, а Эвелин вяло обсуждала с тетушкой последние английские прически.
Появившийся Томас Хэндерсон заметил, что она осталась на время без кавалера, и предложил проводить ее в зал.
Слишком уставшая, чтобы досадовать на учтивого адвоката, Эвелин покачала головой.
— У меня сегодня был слишком тяжелый день, мистер Хэндерсон, чтобы порхать как бабочка. Лучше проводите меня к Френсис. Мы еще и словом не перемолвились.
Вежливо поклонившись, он взял ее под руку и, огибая танцующих, провел в угол, где в кругу поклонников сидела Френсис. Узнав о ее грядущем родстве, некоторые выпускники Гарварда вмиг стали ее преданными рыцарями, и сейчас она сидела среди них, орудуя своим очарованием так же ловко, как веером.
— Ваша кузина — очаровательное дитя, мисс Веллингтон. Надеюсь, она скоро последует вашему примеру.
Широкие складки юбки держали ее провожатого на приличном расстоянии, а его откровенные взгляды не волновали Эвелин. Она знала Хэндерсона с детства и была хорошо осведомлена, что так он смотрел на всех женщин. Он был не так высок, как Хэмптон, но все же выше среднего роста, а его бледноватое аскетическое лицо многим нравилось. Она была уверена, что он, как и Алекс, любил общество женщин. Но сама никогда не давала ему никакого повода вести себя вольно.
— Кое-кто на это очень надеется, — ответила она с той откровенностью, которая бы понравилась Алексу.
Френсис до сих пор дулась на нее из-за Алекса.
— У вас уже есть какие-либо планы относительно распоряжения имуществом вашего отца? Думаю, когда вы отбудете с супругом в Англию, управлять складами оттуда будет затруднительно.
Эвелин устало посмотрела на него.
— Пока никаких, мистер Хэндерсон. Завещание предусматривает, что моя часть отойдет в качестве приданого Алексу. Кроме того, у меня есть младший брат, который потребует свою долю.
— Завещание вашего отца составлял я, мисс Веллингтон. И знаю, что все имущество в вашем полном распоряжении. Если возникнет необходимость продать долю брата, вы можете это сделать. Может быть, будет более разумно вложить деньги куда-то еще? Я просто советую как друг семьи.
— Благодарю за заботу, — сухо отозвалась Эвелин и довольно невежливо отвернулась, присоединяясь к группке молодежи, собравшейся возле Френсис.
Из другого конца зала Алекс видел, как адвокат подошел к Эвелин, как потом они вместе прошли к танцевальному кругу. Хэндерсон был, в общем-то, неплохим парнем и даже дал Алексу пару дельных советов, но Хэмптону очень не нравилось, как он смотрел на Эвелин. Платье, которое она сегодня надела, шло ей, в нем она выглядела великолепно. И Хэндерсон не зря крутился рядом с ней.