Грезы наяву
Шрифт:
Расслышав доносившиеся оттуда ругательства, она нахмурилась, но не удивилась. В последние месяцы, с тех пор как поползли слухи, что парламент вновь пытается выжать из народа последние соки, люди стали вести себя более решительно. Все бы стало на свои места, если бы кабинет Его Величества прислушался к голосу здравого смысла. Она не верила, что правительство может состоять из одних болванов и не понимать, что в колониях не хватит денег для покупки марок, если они примут Почтовый закон [4] . Но, в конце концов, пусть над этим ломают голову
4
Почтоаыйзакон — закон, принятый английским парламентом в ноябре 1765 года и обязывавший жителей колоний наклеивать почтовые марки на все виды отправлений. Закон вызвал бурные протесты и был отменен в марте 1766 года.
Когда они достигли запруженной людьми части пирса, Хэмптон взял стройную спутницу за руку и, загораживая собой, повел сквозь толпу, пока они не оказались у борта «Минервы». Давно не мывшиеся и потные от жары матросы окружили их. Алекс выругался про себя — не очень-то приятно представлять даме подобную мизансцену. Но «благоухание» полуобнаженных матросов, похоже, вовсе не обеспокоило ее. И к сальным шуточкам она осталась глуха. А по грузовому трапу, вызвав изумление Хэмптона, поднялась так, будто гуляла по газону. Вид ее бедер, двигавшихся перед его глазами, навел Алекса на странные мысли, и он не мог оторвать от нее взгляда. Ее подтянутую фигуру укрывали и отделяли от него лишь тонкая льняная рубашка и суконные бриджи; Алекс угадывал под ними каждую выпуклость и впадинку. Он как завороженный смотрел на невыразимые изгибы, и, пока они не поднялись на палубу, ни одна разумная мысль не посетила его.
Несколько озадаченная его молчанием и тем, как он крепко держал ее за руку, Эвелин вопросительно взглянула на Хэмптона, но, увидев на смуглом лице мрачную решимость, промолчала и покорно направилась к трюму. Навстречу им спешил капитан, но Хэмптон отмахнулся от него. Легкий холодок страха зародился где-то в груди, и уже какой-то задней мыслью Эвелин начала соображать, какой, по сути, властью и силой обладал здесь Хэмптон. Он был владельцем, хозяином корабля и еще десятков судов. И все люди на корабле подчинялись ему. Если он на самом деле контрабандист, то ему ничего не стоит запереть ее в трюме и поднять паруса. И никто на борту не посмеет удивиться.
Взглянув исподтишка на решительное, с плотно сжатыми губами лицо Хэмптона, она решила, что этот человек вполне способен и на худшее. Господи, как она не разглядела его раньше? Неужели темные глаза настолько запали в душу, что она утратила рассудок?
Почувствовав, что она пытается высвободить руку, Алекс пренебрежительно заметил:
— Не беспокойтесь. Вы не промочите свои элегантные туфельки.
Эвелин, которая специально обулась в грубые башмаки из толстой кожи, ответила с вызовом:
— Вы лучше позаботьтесь о своем золотом шитье и шелковых чулках, мистер Хэмптон. Моя одежда гораздо больше подходит для посещения трюма.
Пробормотав ругательство, Хэмптон отдал свою шляпу матросу и начал, громко топая, спускаться в темный трюм. Фонарь, мерцавший оттуда, едва освещал ступени. Хэмптон нашел огниво, еще один фонарь и зажег его. Затем, по привычке, обернулся и протянул
Эвелин, несмотря на храбрые заявления, все же немного пугали экскурсии в заплесневелые корабельные недра. Ей, конечно, была не по душе душная вонь, полная скрипов темнота, постоянные мысли о вездесущих крысах. И хотя на ней не было юбок, появилось желание подхватить их, чтобы не замочить и не испачкать. Почти не сознавая, что делает, она оперлась на руку Хэмптона.
Прикосновение ударило ее словно током. Сильные пальцы уверенно сомкнулись вокруг ладони, словно передавая свою теплоту и спокойствие, а внутри у Эвелин дрогнуло. Само собой, мужчины и прежде брали ее за руку, и это не могло быть причиной странных ощущений. Она попыталась высвободить руку, но Хэмптон лишь крепче сжал пальцы.
Эвелин испуганно посмотрела на него снизу вверх. В неверном свете фонаря показалось, что на губах Хэмптона блуждает странная усмешка. Но это вовсе не относилось к ней. Он просто оглядывал ряды бочонков и корзин, пока не нашел то, что искал.
— Вот здесь, мисс Веллингтон. Позвать кого-нибудь, чтобы начали все разбирать и вскрывать?
Она всмотрелась в знакомые клейма, выжженные на дереве, и покачала головой:
— Нет, мистер Хэмптон, только ящики с фарфором. И может, лучше вскрыть их без посторонних? Я тоже, знаете, не хочу, чтобы мне удлинили шею.
Едва сдерживая себя, он пробормотал ругательство и обернулся, чтобы взглянуть на упомянутую часть се тела. И Эвелин уловила в этом взгляде неожиданную теплоту. Решительно высвободив руку, она направилась к стеллажам и стала разыскивать марку, обозначавшую груз из Стаффордшира.
А Хэмптон, пытаясь представить, как выглядело бы на стройной шейке ожерелье из пеньки, крикнул одному из матросов, чтобы тот позвал еще кого-нибудь. Все-таки день надо было начать со шлюхи, так как всякий раз, когда его взгляд скользил по фигурке сварливой девчонки, из головы вылетали разумные мысли. Он не любил чувствовать себя дураком.
— Если мои люди под подозрением, мисс Веллингтон, тогда лучше проверим весь груз, — проговорил он негромко, потому что в трюм, грохоча башмаками по ступенькам, уже спускались двое матросов.
Он указал им на тюки, которые требовалось передвинуть, приказал обращаться с фарфором, как со свадебным подарком, и, взяв юную мегеру за руку, стал подниматься наверх. Ее протестующее движение Хэмптон проигнорировал. Только сжимая в своей руке удивительно женственные пальцы, он помнил, что она все-таки дама. Иначе победило бы желание придушить ее.
На палубе они опять столкнулись с хмурым Джеком Ригсом. Капитан изо всех сил избегал смотреть на женскую фигуру, облаченную в мужское платье, и старался заглянуть в отчужденное лицо хозяина.
— Нельзя передвигать груз, пока его не осмотрела таможня. А на пирсе все еще продолжается свара и, похоже, не скоро закончится.
Отпустив руку Эвелин, Хэмптон подошел к борту, глянул вниз и указал на важного господина в атласном сюртуке, окруженного солдатами.
— Человек в оранжевом — тот, кто нам нужен?