Грезящие над кладезем
Шрифт:
— Они завидуют ее таланту.
Как назло, возникли некие обстоятельства, тормозившие дело. Либо принцессе все эти радости были совсем некстати, и она преднамеренно ставила палки в колеса. К шести часам Табита уже встала, оделась и была готова идти. В полседьмого позвонил Годфри — сказать, что «график немного изменился» и он приедет к восьми. К тому моменту, когда появился его синий двухместный слайдер «Гигнуки», время шло уже к девяти. Теперь было почти одиннадцать, а они все еще сидели в баре. Впрочем, Табиту его общество не тяготило. И какая разница,
— Так глянем мы когда-нибудь на все это хозяйство? — спросила Табита.
— Да, — кивнул Мортон Годфри. — Скоро.
Он поставил чашку рядом со своим кепи, которое лежало на стойке вверх ободком, как пустая тарелка, и, похоже, с трудом подавил вздох. Возможно, они с хозяйкой крупно сегодня поцапались.
Барменша разгружала посудомоечную машину. Годфри посигналил ей рукой.
— Дорин, — сказал он. — Поставь, пожалуйста, «Знаешь».
Но барменше в данный момент это было совсем некстати. Она молча указала подбородком на свои руки, полные мытых стаканов.
Годфри встал, подошел к музыкальному автомату и нажал пару кнопок.
На голографическом экране возникла тонкая, как лоза, фигурка в черной рубашке и непомерно просторном, синем с прозеленью мужском костюме.
— Вы это уже видели, — сказал Годфри.
— Может, и видела, — устало откликнулась Табита. — А может, и нет — откуда мне знать?
Кукла, танцевавшая на экране, вращала бедрами. Сквозь нее просвечивали часть стены и украшения, словно она была целлофановой.
— Тридцать четыре дубля, — с гордостью произнес Годфри и отпил глоток давно остывшего кофе. — И тридцать четвертый она делала с той же энергией, что и первый. Она всегда выкладывается до конца.
Его преданность умиляла до слез.
На крупных планах принцесса Бад выглядела высокомерно и бесполо. Тогда, во время съемок, ее глаза были поуже, либо их делали уже при помощи грима или чего там еще. Она исполняла некий утонченный жеманный танец, а тем временем ее голос пел с фонограммы что-то о снеге. Всем своим видом, всеми ужимками она была ну прямо вылитый японец-трансвестит.
— Вы оцените эту глубину, эту проработку мельчайших деталей. Теперь такой работы уже не встретишь.
Было трудно понять, кого это он хвалит: принцессу Бадрульбудур или оператора. И как, интересно, отнеслась бы к таким комплиментам сама принцесса? Возможно, они бы ей и понравились. Возможно, как раз о таком двоении она и мечтала в своих одиноких раздумьях.
Музыка зазвучала чуть громче, а затем стихла, изображение расплылось и исчезло.
— Этот снег имел для нее особую важность, — доверительно сообщил Годфри.
— Капитан Джут недавно говорила, что принцесса снова работает, — встряла Дорин, вытирая руки о фартук.
Возможно, она заметила все нараставшую нервозность Табиты и решила ей помочь.
— Ну да, в общем-то.
Вмешательство Дорин было очень некстати шоферу, не желавшему включать ее в число своих слушателей. Он глядел на опустевший экран, словно в надежде, что призрак принцессы снова появится и направит его на верный путь.
— Она никогда и не прекращала, — сказал он в конце концов.
— И она теперь делает грезы, — добавила Дорин.
— Ну да. — Шофер развернул свою кофейную чашку на сто восемьдесят градусов. — Ваша луна пошла ей на пользу, — сказал он задумчиво. — Ее новое произведение лучше всего, что делалось ею прежде.
— Мне очень хотелось бы на них взглянуть, — заметила Дорин вполне благодушно, но вроде как и с обидой.
Она подхватила поднос со стаканами и исчезла в неведомых далях служебных помещений.
Мортон Годфри проводил ее взглядом и что-то пробормотал. Видя, что Табита никак не реагирует, он повторил негромким отчетливым голосом:
— Принцесса не демонстрирует незавершенных работ никогда и никому. Они это прекрасно знают.
Он допил холодный кофе и аккуратно, с хирургической точностью установил свою чашку посредине блюдца. Было видно, что верный поклонник вне себя от самой уже мысли, что кто-то посмел усомниться в целостности творческого облика его повелительницы.
Капитан Джут взглянула на лунные грезы, украшавшие бар, — шипованную голову и маленького транта, все так же игравшего мышцами.
— Мне говорили, — сказала она осторожно, — что вдали от создателей все эти штуки быстро погибают.
Годфри взглянул на нее в упор впервые с того момента, как на экране возникла принцесса. В его взгляде была странная беззащитность, мольба об участии. Он словно говорил ей: ну не надо так, делай как я, даже словом не заикайся, что все ее надежды впустую.
— Нужно ехать, — сказал Годфри. — Она уже ждет. Однако сам он не двигался, а только сидел с несчастным видом и смотрел на Табиту.
Табита решила взять события в свои руки и посмотреть, не этого ли он ждет.
— Позвоните ей, — предложила она. — Скажите, что мы уже едем.
Не отводя от нее глаз, Мортон Годфри наполовину вытащил телефон из кармана. И тут же затолкал его обратно.
Его рука поднялась и прошла над плечом Табиты, широкая ладонь легла ей на затылок.
— Из машины позвоню, — хрипло сказал Годфри, а потом слегка приоткрыл рот и отчаянно, словно ради спасения собственной жизни, впился ей в губы.
За краткие доли секунды Табита успела и возмутиться, и позабавиться возникшей ситуацией. Она крепко, что было сил, уперлась руками в широченную грудь шофера и ощутила колючую боль от серебряных пуговиц, врезавшихся ей в ладони. Плотно зажмурившись, с бешено колотящимся сердцем, она резко повернула голову, хватила глоток воздуха и увидела через плечо Годфри синюю вазу с грезовым цветком Олистера Крейна, а рядом с ней — принцессу Бадрульбудур, холодно наблюдавшую за происходящим.
От неожиданности она дернулась еще сильнее и свалилась с табурета.