Грибная красавица
Шрифт:
Мартен робко опустился на старый диванчик, он явно нервничал.
– Я д-д-д-даже не знаю... М-м-м-мой отец, он... занимался в-в-в-выпечкой в Асаде, при монастыре, это на в-восточном побережье ... Н-н-нам пришлось оттуда уехать, к-к-к-когда....
– Когда там началась война, - парня было тяжело слушать, все время хотелось закончить фразу за него.
– А где же ваш папа сейчас?
– Он... м-м-мы сняли комнату в таверне. П-п-понимаете, у нас совсем н-н-немного денег - было такое ощущение, что Мартен расплачется. Длинные фразы давались ему с большим трудом.
– Это не беда, составим долговую расписку ...
–
– парень явно испугался.- Я л-л-лучше пойду, п-п-простите....
– И чего вы так боитесь?
– я была в недоумении.
– Пригласим поверенного, составим на хороших условиях, минимальный процент положим... Или вы не хотите открыть свое дело? Мне кажется, у вас большой потенциал.
– А п-п-потом в долговую яму и в рабство? Н-н-не хочу, я пойду.
Я перехватила парня возле двери.
– Мартен, подождите. Скажите, я похожа на человека, способного продать кого-нибудь в рабство?
– я взглянула ему в глаза.
– Н-н-не знаю...
– Давайте так, вы грамоте обучены?
– Д-да
– То есть прочитать долговую расписку сами в состоянии? Мы внесем пункт о том, что в случае не выплаты долга должник не будет обязан его выплачивать посредством своей свободы. Как вам такой вариант?
Антон явно пребывал в недоумении.
– Лидия, мы сами по уши в долгах, зачем нам такой арендатор?
– Подожди, Антон. Ну так что, вы согласны?
– не дожидаясь его ответа, я оттащила его обратно к дивану и усадила.
– Успокойтесь, мы сами живем, считая каждую копейку, так что просто расскажите, какой будет будущая пекарня.
Продираясь через раздражающее заикание, Мартен стал описывать свое будущее дело. Делал он это из рук вон плохо, у меня даже мелькнула тень сомнения, не ошиблась ли я. Я уже не видела искры безумия, которая означала зацикленность человека на своей идее. А без нее это будет просто пекарня. Но тут Мартен дошел до технической части вопроса, и словно по колдовству, вдруг изменился. Враз пропало заикание, глаза из тусклых превратились в ярко-горящие. Он любовно описывал свое изобретение механического вымешивателя теста, сыпал подробностями, потом перескочил на план создания механического дозатора специй. Глаза горели. Горели ровно и надежно. Влюблен в механику. Интересно. Я прервала его словоизлияния.
– Мартен, мне нужно побеседовать с вашим отцом, только после этого я приму окончательное решение. Завтра, Антон, пригласи поверенного из громады, к десяти.
– Лидия, завтра воскресенье, - Антон был смущен моим невежеством.
– И что? Посули ему хорошую переплату. А вы, Мартен, приходите сюда с вашим отцом чуть раньше, скажем к девяти.
– Н-н-но...
– До свиданья, Мартен, - я выпроводила ошарашенного юношу за дверь.
– Хриз, я не понимаю...
– Лидия! Даже когда мы одни. И не спорь со мной, у парня явный талант, правда к механике, а вот у отца, думаю, не уверена конечно, но безумие как правило наследственно, у отца будет талант к выпечке.
– Я улыбнулась Антону.
– Так что беги в громаду.
Антон ушел недовольным и надувшимся. Пусть. Сзади меня раздалось тихое покашливание. Старец продолжал сидеть в углу.
– Сгинь отсюда!
– я топнула на него. Никакого эффекта. В дверь постучали. Вот зараза.
На пороге стояла она. Я сразу поняла, что это она. Та самая синяя птица. Знатная крета или даже помчица. Лет тридцати, лицо чистое и благородное, большие синие глаза, полные слез, кружева и бархат, дорогие украшения, на пальце прекрасный изысканный перстень с топазом, тонкий запах лаванды.
– Проходите, ваша милость, - я распахнула дверь своей первой знатной клиентке.
Ее звали Илайза Картуа, помчица западного вояжества Карсиньи. Красива, богата, замужем, живет в собственном поместье недалеко от города, часто выходит в свет.
– Что вас привело ко мне?
– я предложила женщине сесть. Она явно была в отчаянии.
– Я... я слышала про вас от купца Этьена. Вы ему помогли, очень, - помчица всхлипнула и торопливо достала тончайший батистовый платок промокнуть глаза.
– Да, я помню Этьена, - участие или сопереживание явно не относятся к моим сильным сторонам.
– Перейдите к делу, госпожа. Я вижу, что у вас случилось что-то серьезное, и чем раньше вы про это расскажите, тем быстрее я смогу вам помочь.
– Пожалуй, чуть резковато, но тон подействовал на Илайзу. Всхлипывать она перестала.
– У нас пропала дочь.
– Дальше.
– Как же раздражающе действует, когда каждое слово надо вытягивать. Еще и разговор с Мартеном изрядно истощил мое терпение.
– Когда пропала? При каких обстоятельствах?
– Вчера, днем, - помчица смотрела на меня полными надежды глазами.
– Мы уже обратились в громаду, они прислали двоих служак. Катрин ищут, но ведь до сих пор не нашли... Что же делать?
– Илайза начала нервно теребить платок.
Как же меня раздражают такие тупые курицы! Красива, богата, но, увы, глупа. Она перейдет наконец к деталям?
– Госпожа Картуа, давайте по порядку. Начните с утра. Что вы делали, что делала ваша дочь. Сколько ей лет, как выглядит.
– Я... мы с мужем с утра... да, утром позавтракали, Катрин была с нами, капризничала, отказалась есть кашу.. Потом занималась с учителем музыкой и литературой, да, у нее было два урока, кажется. А на обед к нам приехала помчица Малко, за обедом были все вместе, Катрин просто обожает ее. После обеда ... что же было, ах да, Катрин пошла в сад играть, муж уехал по делам в город, а я занялась домашними делами. Потом вышла в сад позвать Катрин, а ее нет...
– тут помчица, державшаяся из последних сил, разрыдалась горько-прегорько.
– Госпожа Картуа, я обязательно найду вашу дочь. Но мне нужна ваша помощь, соберитесь, пожалуйста.
– Я понятия не имею, что делать с ее истерикой. Хотя...
– Вставайте, мы поедем к вам в поместье. Там на месте все и покажете.
Старец поднялся и выразительно покрутил пальцем у виска. Я подхватила всхлипывающую Илайзу под руку и вытолкала ее за дверь, предварительно оставив записку Антону, слава Единому, читать он научился.
По дороге я молчала, сосредоточившись на своих чувствах. Ну во-первых, стойкое ощущение беды, девочка не просто убежала погулять, с ней случилось что-то плохое. Во-вторых, меня безумно раздражала сама помчица. Я терпеть не могу глупость в людях. Я могу понять и принять подлость, коварство, жадность, ненависть, но не глупость. Потому что она, как правило, неизлечима. А еще глупость очень трудно прогнозировать. Ну а в-третьих, я понимала, что злюсь и раздражаюсь, потому что скоро будет приступ. И опять без рисовальщика.