Грибник
Шрифт:
Монтажные конструкции, как оказалось, были неестественно приближены к зрительному залу, даже выдавались в него. Там наверху, почти у самых колосников сидел Квазимодо, возился с чем-то непонятным. Возникло ощущение, что Великолуцкий использовал впечатления от погони за Квазимодо тем, прежним.
Этот, да еще издалека, был явно не похож. Совсем другой, в плаще из волчьей шкуры с прорезями для рук, с ожерельем из пластмассовых волчьих клыков и как будто бы в лакированных высоких сапогах. Артур знал, что это совсем не так — видел вблизи эту сложно организованную обувь. Стало понятно, что Квазимодо сидит в своем
Ударил колокол, Квазимодо вздрогнул, кожура упала вниз, в оркестровую яму. Послышалась какая-то новая, незнакомая для Артура музыка, на сцене стали появляться серые почти бесплотные фигуры. Двигались медленно, совсем не так, как в этом настоящем времени.
Глядя на сцену, Артур машинально нашаривал в кармане остатки завалявшихся там семечек и грыз их, сжимая шелуху в кулаке. Уже знал, что это, на сцене, называется "Танец мертвых", видел сигнальный экземпляр программки, поступившей из типографии. В темноте было слышно, как рядом шуршит карандаш. Один журналист вслепую быстро писал в темноте.
По сцене теперь кружился Фролов в роли Фролло, в черном плаще, символизирующем монашескую рясу, там как будто ставший выше ростом. Вокруг него шевелилась нечистая сила: химеры, горгульи, сатиры и демоны. Тянули когтистые лапы к нему, и в зрительный зал, будто хотели вырваться с пространства сцены. Квазимодо неистовствовал наверху, висел, раскачиваясь, на веревках колоколов. Все громче звучала, выбиваемая на колоколах музыка. В зале ахнули, когда Квазимодо, раскачавшись, вдруг вылетел на веревке в зрительный зал и на мгновение повис над головами.
Все, кроме сцены исчезло, и время тоже исчезло. В том маленьком мире что-то продолжало происходить. Возникла Эсмеральда — к сожалению, совсем не Регина, ничего общего. Вынесли даже белую козу в клетке, замаскированной вьющейся лозой и цветами. Сцену заполнила парижская толпа, серые простолюдины, между которыми скользила с бубном Эсмеральда. А этот танец, в котором Квазимодо появился с обнаженным торсом, наверное, считался его колесованием. В финале остался только он, Квазимодо, с мертвой Эсмеральдой на руках, освещенный прожекторами, в круге света среди мрака. Двигался нелепыми прыжками, стараясь вырваться из этой тьмы.
Окончание спектакля, тишина и свет в зале стали полной неожиданностью. Возвращение в прежний мир, было внезапным, как пробуждение, когда еще непонятно, где очутился.
К краю сцены подходили, кланяясь, уже не персонажи, не действующие лица, а прежние обыденные, знакомые люди. Тяжело поработавшие, напряженно улыбающиеся. Оказывается, до этого некоторых Артур не узнал. Лаида Бокситогорская тоже была там. В зале шумели, аплодировали, даже кричали что-то неразличимое. Кажется, это был тот самый успех, который обещала Октябрина. Артур не стал на все это смотреть, вышел из ложи.
Вернулся в библиотеку, но Октябрины там не было и создавать видимость, что чем-то занят, было незачем. Попробовал читать книгу Гюго, потом решил вернуться в фойе.
В коридоре за сценой навстречу шла Регина. Остановилась, почему-то вопросительно глядя на Артура.
— Смотрела спектакль? — спросил тот. — Вообще-то, неплохо. Знаешь, а ведь я подумал, даже увидел, что этот Квазимодо был маленький человек. Вообще, удивительно много общего у Гоголя и Гюго. В литературе я разбираюсь, еще в школе хорошо учился, даже медалистом стал.
— Чемпионом породы? — рассеянно поинтересовалась Регина. Только сейчас Артур заметил, что она немного выпила. — Ладно, я быстрее домой, а то засну, стоя. С этими киносъемками!..
Она не договорила, быстро пошла дальше по коридору.
— Потом поговорим — есть о чем… — сказала, обернувшись.
В фойе было шумно, но громче всех слышался голос Великолуцкого. Он стоял в густой толпе перед направленной на него камерой, давал интервью.
— Вы уже видели, начало "Собора" будет концептуальным — это сейчас модно, — Блики фотовспышек освещали его серовато-бледное, будто напудренное лицо. Великолуцкий стоял под этими вспышками, высокий, прямой, с широкими бедрами женолюба. Сегодня в новейшем костюме и шелковой бабочке. — Но концептуальность — только начало, чтобы усыпить бдительность зрителя. А потом я его поражу! Как Парис Патрокла! Как Вильям Потрясающий Копьем! Такого зритель еще никогда не видел. Мой спектакль станет шоком. Прорывом…
Толпились приглашенные, среди них сегодня особенно много журналистов. Артур смотрел на все это сверху, из портретного фойе, опираясь на перила. Потом отошел к окну.
Маленький автомобильчик Регины стоял перед театром. Невдалеке группа актеров ловила такси. Вот она сама вышла из главного входа. Кто-то из ловцов такси отделился от своих, подскочил к Регине, искательно приплясывая, будто замерз — явно просился внутрь, в машину. Та, отрицательно покачав головой, что-то с неудовольствием говорила — отказывала. Села, захлопнув за собой дверь. Автомобиль тронулся — пантомима закончилась.
"Вот и хорошо, правильно, — чему-то обрадовался Артур. — Только как же она доедет, выпивши? Надо будет потом спросить, как добралась".
Бессмысленно двигаясь по фойе, вернулся назад, к перилам. Было видно, что приглашенные теперь толпятся на широкой лестничной площадке перед буфетом, почему-то не заходят внутрь.
В их сторону шел Фролов, все еще в сценической рясе, подчеркнуто прямо, по-балетному выворачивая в стороны ноги. Даже со спины было заметно его ликование, очевиден сегодняшний триумф. На вершине лестницы зааплодировали.
"Не идет, а несет себя, — подумал Артур. — А почему я решил, что клад купил именно Великолуцкий? — внезапно пришло в голову. — И почему не Фролов? Гораздо больше оснований за то, что именно он. — Это было какое-то озарение. — Существует только два варианта: или Фролов сказал правду, что Великолуцкий купил церковное добро, или Фролов соврал. Значит, все просто — он сам все эти кадила-паникадила у Герыча и купил. Да, вообще, с какой стати ему их не покупать!.. Так, может, вот кто стрелял и от меня потом убегал. Да, хреновый я детектив. А вот неважно, правда ли это, и насколько!.. Вот подойду к нему прямо сейчас, протиснусь среди поздравляющих… Ну да, протиснусь, отведу в сторону и выложу: Илларион Львович, мне на ваши уворованные в церкви стрючицы и лампады плевать, мягко говоря!.. Те самые, которые вы с Армандом не поделили, и на него тоже плевать. А вот наган ты мне верни. Уж будь любезен! Я, конечно, простой библиотекарь, но если ты хочешь, чтобы…