Грибной царь
Шрифт:
— Серьезно?
— Ладно. Мой-то клопомор курит. Не то что твои…
— Ну, ты — просто «мисс Марпл»!
— А ты откуда знаешь? Витька сказал? Надо ж, успел…
— Что?
— Что меня в больнице так и звали — «мисс Марпл».
— А что с тобой было? Серьезное?
— Ты о чем?
— Ну, в больнице, говоришь, лежала…
— Не лежала, а работала. Я же медсестра. Училище кончила. Забыл?
— Забыл. А сейчас где?
— Да вот, в Ямье убираю. Насвинячат, уедут — пойду за ними грязь возить. А ты, я смотрю, бога-атый! — Она, усмехаясь, кивнула
— На жизнь хватает.
— Ой, бедненький! Ой, темнила! Чем хоть занимаешься? Эвона, какой гладкий!
— А догадайся! Ты же — «мисс Марпл».
— Та-ак… — Аня дознавательно прищурилась. — Из армии сбежал.
— Почему ты так решила?
— Военные они или сохатые, или пузатые. А ты ни то ни се…
— Допустим. Ну и кто же я теперь?
— Торгуешь, да?
— Холодно.
— Банк охраняешь?
— Еще холодней.
— Ну, на депутата ты и вообще не похож…
— Почему?
— Да к нам тут со студентками депутаты заезжали. Они даже голые так языками чешут, как будто их по телевизору показывают. Ты попроще.
— Сдаешься?
— В налоговой шакалишь?
— Нет. Сдаешься?
— Сдаюсь.
— Но ты только никому! Договорились?
— Договорились.
Свирельников наклонился к ней и совершенно серьезно прошептал на ухо:
— Я наемный убийца.
— Кто-о? — отпрянула Анна.
— Киллер, — пояснил он, напуская на лицо сосредоточенно-зверское выражение.
— Да ладно!
— Ей-богу!
— Да какой ты киллер! Я ж помню, как вы с Витькой курицу рубили! Киллер! — Она обидно засмеялась.
…Действительно, в тот последний приезд белая несушка прельстилась червяком, оставшимся на крючке после рыбалки, клюнула и попалась. Отчаянно кудахча и хлопая крыльями, одурев от ужаса, она металась по хлеву, волоча за собой удилище и запутываясь в леске. Свирельников и Волнухин, продрогшие на речном ветру, едва присели в избе, чтобы согреться и закусить, но остальные куры, сопереживая, подняли страшный квохт. Друзья поначалу вообразили, будто среди белого дня во двор забралась лиса. Когда же они обнаружили, в чем дело, бедная птица застряла, зацепившись удилищем за поленницу. Из клюва у нее шла кровь.
«Надо резать!» — вздохнула Аня, прибежавшая на шум. Витька схватил вырывавшуюся курицу и крикнул: «Тащи топор!» Свирельников бросился искать и нашел. Витька тем временем пытался прижать птицу к чурбаку, на котором кололи лучину для растопки печи, но она била его крыльями по лицу, вырывалась, да к тому же мешало удилище. «Руби!» — крикнул Волнухин, исхитрившись и придавив куриную голову к чурбаку. Свирельников половчее перехватил топор, размахнулся, но в последний момент понял, что вместе с птичьей башкой оттяпает сейчас другу ладонь: «Руку убери!» Витька попытался передвинуть пальцы, несушка рванулась и, хлопая крыльями, шумно волоча за собой удочку, умчалась в огород, сшибая цветы с картофельных кустов. Аня бросилась вдогонку, крича: «Ну, косорукие!»
— Эх вы! — насмешливо сказала Тоня, наблюдавшая все это с крыльца. —
…— Ну и кого же ты убил, киллер?!
— Ладно, Ань. — Свирельников рассмеялся. — Я сантехникой занимаюсь. У меня фирма своя. Могу вам что-нибудь сделать, а то ведь как в каменном веке живете!
— А-а… — Она махнула рукой. — Все равно Витьку скоро выгонят. Уедем к дочке в Дубну… Антонина-то… как?
— Разошлись…
— Слава богу! — с облегченьем вздохнула она. — А я и спросить боялась. Вдруг померла!
— Почему померла? — вздрогнул Свирельников.
— Я в больнице работала — насмотрелась: столько молодых баб в самом соку… Рак…
— Нет. У нее все замечательно. Замуж собралась…
— Дочь-то с кем осталась?
— С ней вроде…
— Уживется с отчимом?
— Взрослая уже.
— Тем более! Человек-то он хоть хороший?
— Сволочь.
— Но добытчик хоть?
— Это — да!
— Друг, что ль, твой бывший?
— Ну, ты… прямо…
— Главный врач вообще говорил, что я экстрасенска. Даже опыты со мной ставил. Давал цифры в конвертах. Я угадывала. Не каждый раз, конечно. А с молодой-то управишься? — Анна поглядела на него так, что стало ясно: их вчерашний разговор со Светкой она слышала.
— Справлюсь!
— Ой, смотри!
— А дедов дом давно сломали? — перевел он разговор.
— Лет десять. Ты же на похоронах не был! А я тебе, как помер, сразу телеграмму в Москву отбила.
— Я в Германии служил, — соврал Свирельников, уже и забывший, почему не выбрался на похороны деда Благушина.
— Хоронить его младшая сестра из Мышкина приезжала, старенькая уже. Я ее в первый раз увидела, они с покойником в ссоре были чуть не с войны: он ей продукты с фронта на всю семью присылал, а она со старшей не делилась. Наследство ей и досталось. Тоже скоро померла. Внучка ее с ребятней летом ездила. Потом приехал Борис Семенович и купил участок. Сколько он сюда материалу позавез и народу нагнал! Узбеков. Два года строили, а потом еще год отделывали. Но это уже — хохлы. Вот пить-то здоровы! Витька тоже с ними работал — и сорвался. Он ведь у меня раньше столько не пил. Ну, ты помнишь!
— Помню, — кивнул Свирельников. — Я пойду по деревне пройдусь!
— Да какая уж там деревня! Эвона — одни дачники. Корова только у меня осталась. Еще одна профессорша на том конце козу держит. Для баловства. Может, позавтракаешь?
— Не хочется.
— Ты тоже, я смотрю, выпить не избегаешь!
— Жизнь тяжелая.
— Да уж ясно дело, семью-то к старости менять! Думаешь, от молодых одни радости? Э-эх! Постель-то общая, а жизни раздельные… Я в больнице орлов-инфарктников насмотрелась! Ни одна сучка молодая апельсина не принесет!