Грибы на асфальте
Шрифт:
– Я тебе покажу общество! – сказала «дочь министра».
– Ну, ну… потише!.. Люди за дверью!
– Куда же вы сейчас? – спросил я.
– Сам не знаю… Надо нам с женой сначала выяснить отношения… Ну, Гена… не падай духом… Держись меня – не пропадешь! Придет время – я тебя найду…
И он исчез навсегда.
О дальнейшем мне просто не хочется писать. Был, конечно, ужасный скандал. Огэгэговцы ругались, проклинали, умоляли, но что я мог сделать?
Мы
Мы старательно избегали друг друга. Едва заслышав шаги Тины или Егорыча, я прятался в какую-нибудь пустую комнату. Они делали то же самое.
Эта жизнь смертельно мне надоела. Надо было куда-нибудь уезжать. Но что-то держало меня в этом негостеприимном городе. Вот уже много ночей я не слышу зова. Почему?
Однажды на улице я встретил Лилю. Она шла под руку с отцом. Величественный седой Дед Мороз и розовощекая Снегурочка. Она была красива в зимнем уборе…
– Извините, – сказал я с вдруг сильно за бившимся сердцем. – Лиля, можно тебя на минуточку?
Снегурочка гордо кивнула. Мы отошли в сторону.
– Лиля, прости меня, – сказал я, разглядывая пушистую пуговицу на ее пальто.
Снегурочка молчала.
– Я больше никогда не буду тебя обманывать. Давай удерем от всех куда-нибудь. Хочешь на Север? Там постоянно откапывают мамонтов. Представляешь, увидеть мамонта!
Из-за шпиля здания совнархоза просочился луч солнца, но сквозь туман пробиться не смог и повис в воздухе обломком сабли. Лицо Снегурочки было холодным. Она смотрела сквозь меня.
– Лиля… неужели из-за такой мелочи?
Настроение у меня было гнусное. Земля уходила из-под ног, и Лиля была сейчас единственной соломинкой, за которую я мог ухватиться. Так по крайней мере мне казалось в эту минуту.
Какой-то мальчишка подошел и, сунув палец в рот, уставился на меня.
– Единственное, что я не прощаю людям, – это ложь, – сказала Лиля. – Ложь – подлость.
Мальчишка вынул палец изо рта и ушел. Ему стало скучно.
– Лиля! Речь идет о нашей судьбе. Пойдем куда-нибудь, я тебе все расскажу… Это очень недолго, честное слово. Я не летчик и не фотограф. В этом году я окончил сельскохозяйственный вуз…
– Вот как?!
– Глупая, смешная история получилась…
–
И в это время рядом послышался язвительный голос:
– Дорогой товарищ, а вы почему не на занятиях?
Я обернулся. Очкастый, лопоухий учитель математики Сергей Сергеевич Каталог стоял передо мной и держал под мышкой ядовито-желтую папку.
Я сделал вид, что эти слова относятся не ко мне.
– Должен сказать вам, дорогой товарищ, прямо при вашей жене, или кем там она вам приходится, вы несерьезно относитесь к такому важному предмету, как арифметика. Если вы не изменитесь, я вынужден буду ставить вопрос перед директором об оставлении вас на второй год в пятом классе.
– Заткнись! – прошипел я, но было поздно. На Лилином личике появилась брезгливая гримаса.
– Ты страшный человек! – в ужасе прошептала она.
Снегурочка стояла рядом со мной – маленькая, кругленькая, с розовым личиком, похожая на рассерженного воробья, и обличала меня. И я понял, что теперь спасенья нет. Что-то оборвалось во мне далеким криком…
Я побрел прочь, не оглядываясь.
Очнулся я возле школы. Ноги машинально привели меня сюда. Как раз звонил звонок. Не все ли равно, куда теперь идти? По крайней мере в школе люди…
Я поплелся в гардероб.
В классе было шумно. Все яростно спорили о какой-то нерешенной задаче.
– Наверно, Рыков решил, – сказал кто-то.
Грянул хохот.
– Рыков, сколько будет дважды два?
Я сел рядом с шофером Сенькиным.
– Содрать нет? – спросил тот, дыша на меня хлебом и луком. Спросил он так, для очистки совести.
– А что на сегодня задавали?
– Какие-то трехугольники. Попухли мы.
На парте лежала газета. Я стал читать ее, не понимая ни слова. В голове словно подвесили колокол. Бум… бум… бум…
– Дорогой товарищ! Зачем вы читаете газету на уроке математики? – проскрипел над ухом голос. Оказывается, уже начался урок. – Встаньте, когда с вами разговаривает учитель. Идите-ка к доске!
Я встал и, глядя в пол, чтобы не выдать ненависти, кипевшей во мне, пошел к доске.
– Дорогой товарищ, э-э-э, Рыков, – сказал Сергей Сергеевич с некоторой долей ехидства. – Что вы видите перед собой?
– Вас
– Я попрошу, дорогой товарищ, не острить на уроках математики. Остроты снижают восприимчивость коры больших полушарий. Повернитесь на девяносто два градуса. Ну, а теперь?
– Геометрическую фигуру.
– Что это за фигура?
Я уставился в пол и молчал.
– Треу… ник, треу… оль… ник, – прошелестело по классу. И только шофер Сенькин бухнул: