Гридень. Начало
Шрифт:
— Ходу в кювет! Всю волю в кулак и к тем холмам! — кричал я, подгоняя Витьку.
Скоро автомат с наших позиций замолчал и черныши всерьез взялись за нас. Мы упали, не имея возможности поднять голову.
— Все нормально, Кобра, все нормально, — подбадривал я себя, но все же в первую очередь парня.
Я позволил себе чуточку приподнять голову. Я улыбался, отчего у Витька также появилась улыбка на потрескавшихся от жары губах. Дарите людям улыбки, они улыбнуться в ответ. А врагам дарите пули, лучшего сувенира для них не найдется.
Стрельба
— Слушай меня внимательно, не перебивай, и исполняй приказ старшего по званию. Я стану прикрывать, а ты ползи, ползи, что есть силы, ползи ради своих детей, ради того, чтобы правильные парни становились отцами, чтобы сильные люди были в России, — я позволил себе произнести пафосную речь.
Кобра принимал мои слова, а я должен был сказать напоследок что-то важное.
На покрытой песком щеке парня образовалась дорожка. Слезинка скатилась с серьезного, еще молодого лица Витька.
— Возьми, командир, самое дорогое, что есть сейчас у меня! — сказал Витька и подал мне фотографию, на которой была изображена его семья.
Красавица, та, которая красива без хирургических ножей, жена, счастливые два сына. Все правильно я сделал.
— Эй, сдаваться будешь? Или в героя поиграешь? — кто-то кричал со стороны дороги.
— Пошел! Быстро! — скомандовал я и Витька пополз вдоль дороги в кювете.
Отлично, они думают, что я один. Значит, шансы Витька увеличиваются.
— Все! Выхожу! — кричал я. — А здорово негры научились разговаривать на великом и могучем, а? Так скоро вся Африка на русском заговорит.
Две гранаты с выдернутыми чеками, зажаты у меня под мышкой.
— Руки в гору! — скомандовал явно славянской внешности «туарег».
— Как скажешь! — усмехнулся я и поднял руки.
Рычаги гранат разжались и…
«Правильно ухожу», — успел подумать я
И, словно в замедленном действии увидел, что фотография со счастливой русской семьей также падала, словно собой хотела накрыть гранату.
Взрывы… небытие.
Глава 2
Город Берлада
14 апреля 1145
— Фомка говорите кличут? — спросил мужик.
— Фомкой, как есть, — ответил писклявый бабский голосок. — Молчать стал! Обет за грехи взял при храме… — сквозь пелену слышу разговор.
Почему я не умер? Это как? Голова раскалывается, как тисками виски сжали. И… Ноги, руки, все на месте?
Звуки становились более отчетливее.
— Поднимите его! — скомандовал зычный голос. — Страшное мне поведали вы про дела сего отрока. Но, тем русская земля и живет нынче, раздираемая половцами али клобуками, да и самими же князьями.
— Так и ты на усобицу кличешь людишек за своего князя, — возразил кто-то из толпы, когда три мужика меня поднимали.
— У князя моего
Получилось чуть приоткрыть глаз. Он был словно на фестивале реконструкции, но… Нет, реальность была иной, не фестивальной.
Наконец, получилось более или менее пошевелить конечностями. Руки чувствовались так, словно я спал на них, плохо поддавались контролю. Все равно усилием воли стал ощупывать себя. Хмурюсь — целый, живой.
Я стал щипать себя, но только добавил еще чуточку болезненных ощущений от сжатий кожи на боку, к слову, явно опаленному некогда.
А что вообще происходит? Я погиб, точно же должен быть мертв. Не в коме, а мертв… после такого не выживают.
Словно архивированными пакетами стала приходить или, правильнее сказать, возвращалась память. Все тело ощущало боль, словно тысячи иголок впились в кожу. Я терпел, и не такое приходилось переживать. Лишь головная боль действительно доставляла неудобства, так как не позволяла осмыслить происходящее.
Резко пришло осознание того, что меня могут узнать и это принесет беду. Мужик передо мной среднего роста, с густой черной бородой, лишь отдающей рыжеватым оттенком. Такой вот чернявый, голубоглазый… точно — десятник Мирон! Мысль как обухом по голове припечатала.
И он…. НАСТОЯЩИЙ. Быть такого не может, но это так. И меч с красным камнем на эфесе, и эта кольчуга со вставками пластин — все настоящее. И он нисколько не низкий, как мне показалось сначала. Я осознал, что Мирон, напротив, очень даже высок в сравнении с другими людьми.
Я закрыл глаза, подождал, вновь открыл, ничего не изменилось. Я — Владислав, сын Богояра, известный в Берладе, как Фомка, давший обет молчания. Похоже вооруженные парни начинают об этом догадываться.
Новый архив данных распаковывается у меня в голове и я уже менее болезненно воспринимаю очередную порцию информации. Я в Берладе — это город рядом с Дунаем, то есть где-то в современной мне Молдове или где-то там. Берладники же — это, словно казаки, люди, которые по разным причинам бежали со своих ранее насиженных мест. И я, судя по всему, туда же…
— Бери куну серебром, божий человек! Но не грех-то убить убивцев, а дело наше христианское оборонить единоверцев, — сказал Мирон, продолжая меня пристально осматривать.
Он протянул мне какой-то обломок металла похожий на серебро, но его быстро перехватила какая-то баба.
Я избегаю его взгляда, так как у Мирона, так его называли, могут быть ко мне вопросы, до конца мне не понятные, видимо, еще не распаковался нужный архив данных. А вот писклявую Бабу Ягу я рассмотрел. Вспомнил советские сказки, в которых образ не всегда злой бабки, но всегда крайне некрасивой, отыгрывал актер Георгий Миллер. Была и бородавка на носу, фу, и еще одна под левым глазом.