Гриф
Шрифт:
Профессор Моров приложил трубку к волосатому уху.
— Слушаю…
— Здравствуй, Гриф.
— Привет, «Сынок».
— И когда ты забудешь эту старую кликуху.
— Сам знаешь — никогда. Кликухи у воров в законе по жизни не меняются.
— Ладно. Ну, что общак? Звонили из Андорры? Бабки дошли.
— Жду звонка.
— Перезвони мне потом…
"ББ" уже знал, что ему скажут по телефону из Андорры…
Однако Гриф не знал о том, что знал «ББ».
В ожидании звонка по междугородней и прихода секретарши с кофе Моров поиграл тумблерами в тумбе письменного стола. На маленьком экранчике появился кабинет заместителя Генпрокурора по следствию Бориса Михайловича Карташова. Невысокий, кряжистый, замгенпрокурора над чем-то заразительно смеялся. Наконец, в зоне досягаемости телекамеры, вмонтированной где-то высоко, возможно в люстру, появился высокий лысоватый господин с седой бородкой. Гриф сразу узнал его.
Это был профессор Егор Федорович Патрикеев, начальник Отдела специальных операций Генпрокуратуры. Послышался смех Карташова, какая-то в усы сказанная невнятная реплика Патрикеева.
— Ну, что у нас по профессору Морову? — спросил Карташов.
— Пока ничего. Оперативные разработки ничего не принесли, агентурные данные скупы, будем работать.
— А что «ББ»?
— С ним все ясно: есть серьезные основания для задержания.
— И для ареста?
— И для ареста.
— Это хорошо. Изложите ваши соображения письменно, в докладной на мое имя.
— Слушаюсь, Борис Михайлович.
Гриф отключил аппаратуру прямой трансляции — записывать этот разговор нет смысла. Итак ясно. Нет у них на него ни хрена, а вот «ББ» пусть попугают. Конечно, «папа» или кто-нибудь из «семьи» "ББ" «выкупят», но страху натерпится… Это ему на пользу.
Он снова встал, чтобы задернуть штору.
У Вячеславлева снова сбился прицел, он тихо матюгнулся.
Новый звонок оторвал Грифа от штор, в которые он было уже вцепился своими костлявыми руками. Оставив штору, он вернулся к столу, но взял трубку так, что в поле зрения Вячеславлева попадал лишь его правый бок, плечо и правое ухо. Стрелять в такой ситуации было бессмысленно. Приходилось снова ждать.
— Але, кто это? — заорал в трубку Гриф, выведенный из себя долгим ожиданием известия из Андорры. — Это Андорра?
— Андорра, Андорра, что ты орешь, — послышался спокойный, но злой голос дона Сезара де Корриды. — Всю Европу на ноги поднимешь.
— Нy, что? Дошли бабки? — спросил профессор Моров.
— Дошли.
— Ты перебросил их в Швейцарию?
— Нет.
— Почему? — холодея спросил Гриф.
— Потому что это фальшаки?
— Но…
— И такие фальшаки, которые отличит маникюрщица в салоне напротив моего офиса на расстоянии нескольких метров. Цветной ксерокс, и даже цветной струйный принтер, конечно, высокие достижения человеческой цивилизации, но не настолько, чтобы ввести в заблуждение швейцарских «гномов».
— Но как же так? Мне говорили…
— Ты сам-то держал эти купюры в руках.
— Конечно. И проверял их на детекторе, которым пользуются в наших банках.
— И что?
— Неотличимы от настоящих.
— Значит их подменили. Проверь всю цепочку. Отследи. И учти, на то, чтобы вместо этих бумажек прислать мне настоящие фальшаки, у тебя всего три дня.
— Понял. Три дня.
До его мозга не успела дойти вся ужасная простота и пустота сложившейся ситуации, потому что раньше до мозга дошла пуля.
Пуля вошла в его левый висок, обращенный к окну с раздернутыми шторами, и вышла через правый висок, прихватив изрядное количество мозгового вещества и костной ткани. Отверстие в правом виске было величиной с блюдце.
Секретарь профессора Морова, услышав выстрел, спокойно вошла в комнату, задернула шторы, убедилась, что профессор мертв, после чего приоткрыла дверь кабинета и пригласила двух санитаров. Они быстро упаковали тело профессора в черный полиэтиленовый мешок и на носилках отнесли тело в подвал, в комнату с надписью «трансформаторная», где положили в оцинкованный ящик. Потом закрыли крышку ящика и включили аппаратуру.
Когда крышку через пять минут открыли, на дне ящика была лишь небольшая золотистая лужица. Это было все, что осталось от четырех золотых коронок, массивного золотого перстня, цепочки на шее и запонок из нефрита в золотой оправе. Один из санитаров соскреб золотую лужицу со дна ящика и небрежно бросил ее в хромированную коробку для инструментов. Там уже было несколько таких застывших золотых и серебряных лужиц.
Секретарша тем временем выкатила из-за ширмы биоробота, как две капли воды похожего на профессора Морова, подкатила его к рабочему столу и подключила систему питания.
Через пару минут биоробот уже звонил в подразделения института и требовал от завлабов отчета о проделанной работе.
Институт продолжал работать.
А вот работа Игоря Вячеслвлева была закончена.
Он уже собрался встать, — стрелял он из положения сидя, — как почувствовал на затылке ствол «беретты», который не смог бы спутать ни с чем в мире.
— И не думай, — предупредил сзади густой мужской голос, когда рука Игоря потянулась к засунутой за ремень своей «беретте».
— Не думаю, — ответил он.
— Правильно делаешь. Пустяшное это занятие в твоем положении. Ты знаешь, кого убил?
— Грифа.
— Точно?
— Уверен.
— Не биоробота профессора Морова?
— Нет.
— Это хорошо. Полчаса назад мне сообщили, что палата с биороботами в институте кем-то взорвана, восстановлению они не подлежат. Значит, то, что сидит сейчас в кресле профессора Морова — последний?
— Выходит, так. Ошибки быть не может. Я своими глазами видел, как вышиб ему мозги. Мозги, а не электронные платы.
— Сюда уже выехала бригада Генпрокуратуры, — проговорил мужик. Его голос Игорь узнал. Это был здоровый амбал, из бывших спецназовцев, дежуривший внизу, в подъезде нового, только что достроенного дома.
Игорь дал ему стодолларовую купюру и попросил разрешения осмотреть свою будущую квартиру. И ведь главное, была мысль убить его сразу, решил, что сделает это на выходе. Никогда не откладывай на потом то, что можешь сделать сейчас…
— Жалеешь, что не убил меня сразу? — спросил мужик.