Гриф
Шрифт:
— Он говорит, что в нашем институте проводятся эксперименты над психикой людей, без их согласия!
Доктора Минеева лишили премии, прогрессивки и матпомощи.
— Он говорит, что мы тут занимаемся "черт знает чем, похоже, учимся управлять эмоциями людей"!
Доктору Минееву отложили на неопределенный срок защиту кандидатской диссертации.
— Он говорит, что "наш академик готовит черную лошадку к президентским выборам, — это ведь готовая программа управления электоратом".
Доктору Минееву вынесли первое порицание: поставили на вид.
— Он говорит, что в
Доктору Минееву объявили первый выговор.
— Он говорит…
Профессору Морову это надоело.
"Какого черта? Кто владеет институтом, он или я? Почему я должен терпеть это талантливое ничтожество? Только потому, что он неплохо соображает? Да я таких дюжину найду. И неужели я должен объявить ему три выговора, чтобы уволить? Уволить? Зачем уволить? После всего того, что доктор Минеев наговорил, его мало уволить. Его просто надо убить".
Огромным усилием воли профессор Моров удержал себя от того, чтобы не совершить убийство самому.
Ненужный риск. Совершенно ненужный и неоправданный. У него десяток высокопрофессиональных киллеров. Вот хотя бы взять его командира спецотряда, бывшего спецназовца Юрия Князева. На первый взгляд, вполне интеллигентный человек. А может такое! И кажется, ему можно доверять.
Люди Морова проверили Князева многократно.
И все равно он не поручит ему убийство Минеева. Почему? Потому что это было бы слишком просто. А у Морова была склонность к садизму — изысканному, интеллектуальному.
И не поручит он Князеву это задание еще и потому, что есть у него такое чувство, — именно это задание будет ему неприятно.
Дело в том, что при всей своей жестокости и деспотизме он научился беречь и ценить дорогой человеческий материал.
Князев был материалом со знаком «экстра».
Совсем ни к чему заставлять его убивать детей, старушек или интеллектуалов, что причинит ему наверняка эмоциональную травму.
Пусть убивает бандитов! Он же не урка. Он из законопослушных офицеров. И не надо ломать менталитет офицеров, когда они вынуждены приходить на службу к олигархам: пусть видят перед собой привычного врага.
Привычным врагом для офицера-спецназовца Юрия Князева были враги его Родины. С определенным допуском — уголовники, новый криминалитет, отмороженные из банд беспредельщиков.
Вот пусть их и убивает. От них и защищает. Каждый человеческий материал надо использовать с учетом его специфики.
А Минеева пусть убьет киллер, нанятый на одно убийство, ну, на два…
Тут и экономия — денег не придется самому киллеру платить, а чистильщику, который уберет этого киллера после акции, и гонорар пониже. А что, он не жадный, но копейка рубль бережет, как говорят в России: копейка к копеечке, глядишь, и миллион набрался. Баксов…
Он усмехнулся, еще раз прицелился и выстрелил.
Мысленно… В полусне… Но так явственно видно было сквозь оптический прицел, как слетела шапка с ненавистной яйцеголовой макушки Минеева, как расплылось красное пятно у него на лбу, точно над переносицей, как в глазах его мелькнул страх, а потом глаза закрылись, и он, всей своей тощей, мешковатой фигурой стал клониться на бок, сложился, как кузнечик, и упал, некрасиво распластавшись по грязной мостовой.
Зик транзит глория мунди — так проходит мирская слава… Ну, был такой ученый-биолог Минеев, и кто его вспомнит через день, месяц, год, век? А его, профессора Морова, будут помнить… Он усмехнулся, тоже мысленно, в полусне… Хотя бы в очень узком кругу… Потому что, честно говоря, он обожал власть. Но власть тайную, не броскую, и тем более могучую, что о ней мало кто знал… Власть "серого кардинала"…
Он открыл глаза. Веки были такими большими и массивными, что ему самому казалось, он слышит, как они закрываются…
Не глядя нащупал стакан с оставшимся на дне глотком виски. Ему нравился этот плесневелый привкус перебродившего ячменя.
Он вообще любил — рыбу чуть с душком, напитки с запахом и вкусом плесени, как, например, некоторые сорта старого испанского хереса, и цвета разложившейся плоти — оранжево-бордовый, зелено-серый.
А убьет Минеева Игорь Вячеславлев, уволенный в запас из ГРУ. Очень хороший киллер. После сокращения спецназовского полка в Варшеевске у него опять будет выбор. Когда Вячеславлев пришел к нему? Полгода назад. С отличным послужным списком. И хорошими рекомендациями.
Он уже успел выполнить задания некоторых крупных банкиров, пожелавших устранить конкурентов, незадачливых кредиторов и необязательных должников. Шесть трупов за ним.
Собственно, переквалифицироваться Вячеславлеву не пришлось. В спецотряде он был исполнителем.
В некой структуре принималось решение об устранении того или иного врага. Враг мог быть талантливым инженером, сделавшим важное открытие и приносящим чрезмерно большую пользу потенциальному противнику. Враг мог быть носителем наших военных секретов, бежавшим за рубеж и готовившимся передать эти секреты иностранным спецслужбам. Да мало ли кто мог быть назначен врагом. Идеологических противников, так называемых диссидентов, среди них не было. Или занимались такие же узкие специалисты, как Вячеславлев, но в другом ведомстве.
А у него совесть была чиста. Вячеславлев был палачом. Он просто приводил приговоры в исполнение.
И когда убивал должников, кредиторов, "министров-капиталистов", — тоже совесть дремала. Он их ненавидел, ненавидел всех, кто paзвалил вначале Советский Союз, потом обороноспособность России…
Какую страну угрохали, разбазарили, распродали! Какую армию, суки, уничтожили!
У прапорщика запаса Игоря Ивановича Вячеславлева было достаточно времени, чтобы подготовить акцию. Задание казалось простым, — выезд на место, изучить все входы-отходы, обстановку, прикинуть возможные нештатные обстоятельства, выбрать наиболее удобную точку для выстрела.
Обычная профессиональная работа.
Он знал, что его ценили. И был уверен, что за ним никогда не пойдет чистильщик, чтобы убрать его самого. Только — чтобы зачистить место, если того потребуют обстоятельства.
Перед тем как идти на задание, Игорь Иванович отдохнул — попил пива, часок подремал — как обычно под звуки сонаты ре минор № 23 композитора Вавилова.
Он засыпал при первых же тактах кантеле и просыпался, когда в ходе сонаты гулко бил барабан и гремели литавры.
Вячеславлев любил классическую музыку по-своему.