Григорий Александров
Шрифт:
И растерявшаяся Стрелка, не найдя аргумента, вынуждена признаться, что сама она ничего не умеет.
В качестве доказательств, что в городе есть таланты, на Бывалова обрушивается лавина самодеятельности. Этим оригинальным музыкально-эксцентрическим номерам даже трудно найти что-либо адекватное.
Бывалов зашел в ресторанчик. Обслуживающий его официант на мотив арии Ленского из «Евгения Онегина» и герцога из «Риголетто» превозносит достоинства старого дедушкиного кваса и жигулевского пива. Бывалов смотрит на официанта со страхом, как на человека, у которого «не все дома».
ка вопрос, есть ли в ресторане кто-нибудь еще, официант радостно отвечает:
— Конечно, есть.
Он отдергивает штору, и из-за буфетной стойки выскакивают четыре повара с огромными кухонными ножами, с поварешками и мисками в руках. Аккомпанируя себе на этом кухонном атрибуте, они исполняют комические куплеты:
«Пусть утихнет праздный говор,
Будто наш советский повар
Плохо делает обед...»
Одна из форм музыкальной эксцентрики «Волги» состоит в том, что, как и в «Веселых ребятах», герои играют на предметах обихода: на ложках и кастрюлях, на пиле, на бревне, на бутылках. Самодеятельные номера талантливы, неожиданны и убедительны... Но не для заведующего мелкой кустарной промышленностью. Сколько хлопот доставляют чинуше беззаветные служители муз, особенно если они не подчинены ему служебно. Ох уж эти таланты! Бывалов ищет помощи у представителя власти — милиционера.
— Сейчас вызову дворника, — говорит страж закона. Он подносит ко рту милицейский свисток, призванный пресекать нарушения, и выводит на нем колоратурные трели. В ответ распахиваются ворота, из них выскакивает дворник с метлой и лихо пускается в пляс.
Изобретательные и отточенные музыкально-эксцентрические номера «Волги» свежи и самобытны и в то же время органично связаны с драматургией фильма.
Наконец Бывалова приперли к стенке.
«— Что вы от меня хотите?» — взмолился он.
«— Я хочу, чтобы вы отправили лучших ребят на Олимпиаду в Москву». — отвечает Стрелка.
«—Отправить.... вас... в Москву? Не выйдет».
«— Будет лучше, если вы повезете в Москву наш оркестр», — подсказывает выход из положения Алеша Трубышкин.
«—Я повезу... Вот вы талант...»
Комические ситуации перемежаются сценами народного веселья. Возьмем дивертисмент «Свистопляски» или исполнение «Молодежной». Сколько радости, задора, народного лукавства рассыпано в картине! Из сюжета выжато все возможное, так что «Волга-Волга» может служить хрестоматией комедийных приемов.
Завершается фильм водевильной каденцией опять-таки в стиле ярмарочных представлений:
«Бюрократов таких, как Бывалов,
Может быть, и немного найдешь.
Но любой из пройдох и нахалов
На Бывалова очень похож».
Итак, демонстрируя в «Волге» завидное мастерство, режиссер прежде всего расширяет диапазон жанровых приемов и достигает прямо-таки комедийного универсализма. Забавные ситуации, смешные трюки, острая сатира, легкий водевиль, приятные песни, веселые пляски, изящная музыкальная эксцентрика, грубоватые шутки, умелое обыгрывание словесных штампов... В комедии есть все. И несмотря на это, в ней достигнуто, повторяю, органическое стилевое и жанровое единство. Эту целостность придала фильму общая фольклорная окраска, опора на традиции озорных ярмарочных представлений, проступающая и в драматургическом построении, и в обрисовке характеров, и в постановке комических номеров, и в названии... Как бы то ни было, а в целом получилось веселое, подлинно народное кинопроизведение.
Так, в третьей комедии мы в третий раз видим нового Александрова.
Автор «Веселых ребят» — безудержный в своих выдумках шутник;
Авторы «Волги» лишь немного переиначили на свой лад героев сказки. Основным движущим драматургическим фактором комедии оставлен слегка усложненный мотив единоборства Стрелки и Бывалова. В разработке сюжета режиссер также придерживается традиционных фольклорных драматургических форм: цели персонажей простодушно обнажены, мотивировки поступков и сюжетных поворотов элементарны в своей жизненной достоверности.
Несколько сложнее остальных выглядит образ Бывалова. С одной стороны, в нем, как и во всей стилистике комедии, просматривается фольклорная основа. Это — трансформированный применительно к советским условиям сказочный персонаж. Персонифицированное воплощение скудоумия и властолюбия.
С другой стороны, многими чертами Бывалов явно перекликается с гротесковым образом Победоносикова из «Бани» Маяковского. И маниакальное тщеславие вместе с возведенным в куб высокомерием. И надоедливое подчеркивание своих выдающихся руководящих способностей. И удручающее невежество, сказывающееся, в частности, в перевирании известных имен (Анжелов, Фейербахов, Александр Семеныч Пушкин — у Победоносикова, Шульберт — у Бывалова). И нищенская бедность лексикона, обыгрывание штампованных фраз, характерных для данного круга работников (Победоносиков: в моем аппарате; Бывалов: в моей системе). И другие общие черты, вплоть до высокомерного нежелания заниматься мелочами и одинакового отношения к самокритике...
Бывалова, как и Победоносйкова, опекает и охраняет от народа воинственный секретарь (артистка М. Миронова). Если Победоносиков страстно хочет попасть на корабль времени, чтобы совершить прыжок в будущее, то Бывалов всеми силами рвется в Москву, которую тоже связывает со своим будущим повышением по службе.
Несомненно, в образ Бывалова немало привнес Игорь Р1льинский, признавший благотворное воздействие Маяковского на все его творчество:
«Зная его только по совместной работе в его пьесах, я все время ощущал за своей спиной его присутствие, присутствие художника. Я ощущал это в «Лесе», и «Великодушном рогоносце», и в работе в кино»2.
Более заземленным и достоверным, что ли, по сравнению с Победоносиковым сделало Бывалова то, что традиции Маяковского в нем соединены с фольклорными мотивами, а также с жизненными наблюдениями. И это же предопределило необыкновенную выпуклость и многогранность сатирического образа, до сих пор непревзойденного в советском киноискусстве. Именно Бывалов принес комедии основную долю успеха!
— Теория сводит все сюжетное многообразие в литературе и искусстве, и в том числе в кинематографии, к нескольким основным сюжетным линиям. Остальное — вариации. Почти все сюжеты шекспировских трагедий заимствованы, но это не помешало им стать шедеврами мировой драматургии. Так что главное в искусстве и особенно в кино не сюжет, а то, какими живительными соками его напоить, какими бытовыми и социальными красками расцветить, чтобы произведение получилось жизненно достоверным, рельефным и в то же время предстало перед нами невиданными гранями...