Григорий Иванович Лангсдорф
Шрифт:
21
в последствии времени удастся мне заметить такие явления, которые искуснейшему физику доставят предмет дальнейшего исследования».21
Помимо проблемы свечения моря, Лангсдорф совместно с Горнером с середины октября регулярно занимался измерением поверхностной и глубинной температур воды с помощью Гельсовой машины и термометра Сикса,22 а также исследованием солености океана.
Все эти занятия не мешали Лангсдорфу, по наблюдениям Левенштерна, использовать любую возможность для биологических сборов. Он гонялся за бабочкой, вылетевшей из кочна капусты, предназначенного для камбуза, искренне радовался, когда на подходе к Бразилии удалось наловить маленьких ярко-красных рачков, придававших воде кровавый оттенок, непрерывно следил за тем, что кто поймал, и пытался заполучить неизвестные экземпляры для своих коллекций. «К обеду один из наших матросов поймал дельфина длиной в три с половиной фута,-—писал Левенштерн 2(14) декабря. — Мы купили его у матроса и вызвали повара, чтобы посоветоваться с ним, как его приготовить, а в это время выставили его на палубе для осмотра. Как пара голодных волков, Лангсдорф и Тилезиус набросились на рыбу. Лангсдорф всеми силами старался набить чучело, но мы, голодные, не допустили этого. Теперь они искали „рыбных вшей“ и насекомых, которые присасываются к рыбам. Лангсдорф наловил свыше дюжины.. .».23
Постоянная занятость отвлекала Лангсдорфа от той подчас весьма тяжелой обстановки, которая сложилась на «Надежде» из-за разногласий Крузенштерна и Резанова и расколола участников экспедиции на отдельные группы. Левенштерн, искренне преданный Крузенштерну, относил Лангсдорфа к группе «колеблющихся». Это положение было для ученого достаточно мучительным, так как он чувствовал себя обязанным и тому и другому. Между тем симпатия к Крузенштерну, который был к Лангсдорфу очень внимателен и нередко брал сторону натуралиста в его спорах с Тилезиусом, начинала преобладать. «Россия должна гордиться Крузенштерном», — писал Лангсдорф на родину с о. Санта-Катарина, отмечая «прекрасный характер» и «глубокие знания» капитана «Надежды».24
Шестинедельное пребывание на Санта-Катарине про¬
22
извело на Лангсдорфа глубокое впечатление и надолго осталось в его памяти. Еще до того, как показались бразильские берега, он с интересом наблюдал за массой ярких южноамериканских бабочек, отнесенных ветром на 60—80 миль в океан и столь непохожих на скромную корабельную капустницу, которой он довольствовался несколько дней назад. «Уже в Португалии я. получил представление о богатстве природы Бразилии, но то, что я здесь увидел, превзошло все мои ожидания. Мне кажется, что я вижу какой-то новый мир. Его великолепие поразило меня», — писал Лангсдорф в те дни.25
Многолетнее пребывание в Португалии, наводненной и людьми, побывавшими в Бразилии, и продуктами ее хозяйства, общение с покровительствовавшим ему министром Пинту де Соузой Коутинью, который во второй половине XVIII в. был губернатором бразильской* капита- нии Мату-Гросу, наконец, свободное владение португальским языком —все это помогло Лангсдорфу больше других его спутников увидеть и понять на незнакомой земле. Бразилия была тогда почти неизвестна ученому миру — Португалия держала свою колонию в строгой изоляции. Даже Гумбольдта португальские колониальные власти не допустили на территорию Бразилии.26 Корабли Крузенштерна доставили туда по существу первых в XIX в. европейски образованных ученых.
Со времени прибытия в Бразилию Лангсдорфом, как никогда, овладело настойчивое стремление больше успеть. «Всегдашняя поспешность этого человека действует мне на нервы», — признавался Левенштерн.27 Одно время Лангсдорф жил на «Надежде», затем вместе с другими путешественниками переселился на остров — в город Носса Сеньора ду Дестерру и, наконец, уже один на некоторое время переехал на континент в дом местного натуралиста Матеуша Кардозу Калдейры, с которым его познакомил глава португальской администрации на Санта-Катарине Жоаким Шавиер Курраду. С упомянутым натуралистом Лангсдорф предпринял поездку в местность Сертан душ пикадуш, а в конце января 1804 г. вместе с лейтенантом М. И. Ратмановым, Е. Е. Левен- штерном и И. Горнером принял участие в экскурсии на лодке вдоль побережья острова. Везде Лангсдорф неутомимо пополнял свой быстро разраставшийся гербарий, коллекции членистоногих (особенно ракообразпых и
23
насекомых) и рыб. «Нет, кажется, ни единой земли, в которой бы в столь короткое время можно было собрать так много редкостей, — писал Лангсдорф Крафту. — В собрании моем есть также разные новые породы мелких морских раков. Набитые жабы, также ящерицы, рыбы, чужеядные и другие растения, морская капуста составляют прочую часть моих редкостей».28 «Лангсдорф неустанно собирал насекомых, — писал Тилезиус лейпцигскому анатому профессору И. X. Розенмюллеру, — и добыл прекрасные экземпляры».29 Найдя паука из семейства пти- цеядов (Avicularidae), Лангсдорф вступил в спор с Тиле- зиусом, утверждавшим, что подобные пауки способны уничтожать мелких тропических птиц и их яйца. В то время они не пришли к единому мнению и, описывая позднее свое путешествие, Лангсдорф придерживался отрицательной точки зрения по этому вопросу. Только в 1863 г. Генри Бейтс в своей знаменитой книге «Натуралист на реке Амазонке» показал, что Лангсдорф ошибался.30
Население и хозяйство Бразилии привлекали Лангс- дорфа ничуть не меньше ее природы. На Санта-Катарине он впервые начал вести планомерные этнографические и страноведческие наблюдения, проявляя при этом основательность и внимание к деталям, достойные представителя школы Блуменбаха. Прежде всего ему бросились в глаза одежда населения острова, пища и напитки жителей, обычаи гостеприимства, манера общения, танцы, особенно своеобразные негритянские, пение, музыкальные инструменты. Многое он сравнивал с виденным в Португалии, отмечая совпадения и различия. Его заинтересовало употребление йерба-мате31 вместо чая, и он разузнал о различных способах заварки этой травы и о том, как пили столь странный для европейца напиток. Лангсдорф стремился найти объяснение каждому неизвестному ему обычаю и, как правило, находил его. Так, обязательное мытье ног теплой водой было, как он выяснил, связано с существованием вредных насекомых, впивавшихся в кожу стопы; использование специальных луков, из которых стреляли камнями и закаленными глиняными шариками, вызывалось дороговизной ружей и малым количеством пороха, а ношение длинных ногтей на пальцах рук должно было показать, что этот человек не занимается тяжелой домашней работой.
24
Не ускользнули от внимательного взгляда путешественника и планировка улиц Носса Сеньора ду Дестерру, и материалы, из которых строились дома, и товары в лавках. Кое-что он явно узнал от местной администрации и жителей: численность населения на острове и в городе, число городских строений, сведения о бегстве негров-ра- бов, о нападениях индейцев в глубинных районах страны и т. д.; другие данные собрал сам — например, о ценах на продукты питания, скот, поместья. Рабство, работорговля, жестокое, обращение с невольниками вызвали у Лангсдорфа, как он писал впоследствии, «совсем новое чувство глубокого возмущения».32 И он выясняет мельчайшие подробности о торговле африканскими неграми, например о разнице в цене раба, перенесшего оспу и еще не болевшего ею, знавшего и не знавшего какое-либо ремесло, владевшего и не владевшего португальским языком.
Познакомившись с состоянием местного земледелия, скотоводства, рыболовства, ремесленного производства, торговли, Лангсдорф пришел к выводу, что экономический упадок в значительной мере связан с колониальным статусом Бразилии. Этим, по его мнению, объяснялась малочисленность населения, а также отсутствие просвещения и медицинской помощи.
На Санта-Катарине Лангсдорф не только собирал коллекции и делал записи в дневнике. К этому времени относится и его первый дошедший до нас рисунок «Внутренний вид жилища в Бразилии», обнаруживший у путешественника незаурядные способности художника.33
23 января (4 февраля) 1804 г. «Надежда» и «Нева» ушли с Санта-Катарины. Начиналась наиболее сложная часть плавания. Кораблям предстоял самый длительный переход, в течение которого они должны были обогнуть мыс Горн. Лангсдорф продолжал свои гидрологические наблюдения, занимался размещением и обработкой коллекций, собранных в Бразилии. Вскоре после отплытия к нему обратились за помощью и как к опытному хи- рургу. «В Бразилии графу Толстому в стопы попали песочные черви, — писал Левенштерн. — Они так малы, что проникают в поры человека, откладывают множество мелких яиц, которые, если их вовремя не вырезать, вызывают язвы на стопе, причиняя сильную боль...»; Лангсдорф успешно оперировал Толстого.34