Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность
Шрифт:
Обед в тюрьме состоял из одного мясного супа с крупой, который арестанты называли кашицей; два раза в неделю давалась крутая гречневая каша. Мяса на каждого арестанта полагалось по 1/11 фунта (37 г), но повара-арестанты съедали больше своей доли, а кроме того из арестантского котла ели и унтер-офицеры; поэтому остальным доставалось мало, и, чтобы они не ссорились из-за кусков, повара, вынув мясо из котла, расщепляли его на тонкие волокна. Суп приносили в камеру в деревянных баках на 5—6 человек. Арестанты черпали его ложками и наполняли им свои посудины самого разнообразного типа — фарфоровые миски, эмалированные кастрюли, деревянные чашки, цветочные горшки с дыркой, заткнутой тряпкой, формы для сырной пасхи, ведерки с дужкой. Все следили друг за другом,
В этой камере Потанин просидел три года. В нее иногда переводили из других камер арестантов, творивших безобразия и не поддававшихся мерам усмирения. В этой камере они встречали такой отпор, что в конце концов привыкали к порядку. Арестанты выполняли черную работу на строительстве, которое велось в крепости, и обслуживали крепостные огороды. Григорий Николаевич вместе с остальными бил щебенку, запрягался в таратайку вместо лошади, поливал капусту. Один раз он попал даже в отряд «собачников», которому было поручено истребить в крепости бродячих собак; дело, однако, ограничилось тем, что он только прогулялся по крепости с палкой в руках.
Начальник арестантской роты майор Ясинский относился к Потанину сочувственно; при переводе его из разряда испытуемых в разряд исправляющихся он представил его к сокращению срока каторги, а затем сам принес ему номер газеты с царским манифестом 1871 г. и предложил поискать, не подойдет ли Потанин под какой-нибудь пункт. [21] Такой пункт нашелся, и Григорий Николаевич, по предложению майора, сам составил ходатайство от имени ротного начальства. Ходатайство было отправлено, ответ был благоприятный, и Потанин вместо пяти лет просидел в Свеаборге только три года. Начальник тюрьмы и Ясинский поздравили его с освобождением.
21
Время от времени по случаю военной победы, рождения наследника, своего бракосочетания и других подобных событий цари издавали манифесты, в которых сокращались сроки тюремного заключения и ссылки, прощались некоторые преступления, слагались недоимки и т. п.
Даже комендант крепости, генерал Алопеус, пожелал познакомиться с ним, поздравил его с освобождением, а затем прочел наставление, увещая уважать установленные порядки. Во время речи он искусно лавировал между местоимениями «ты» и «вы».
Григорию Николаевичу выдали штатское платье и позволили выходить из тюрьмы без конвоя в ожидании отправки этапом в Петербург. Он воспользовался этим, чтобы отправиться на берег моря, которого никогда не видел. Ясинский выразил свое внимание еще тем, что велел фельдфебелю купить Потанину новый костюм вместо поношенного и рассказал ему о порядках в той казарме столицы, куда он должен был явиться с этапом. Эти порядки позволяли свободно отлучаться в город после вечерней и утренней переклички. Ясинский также посоветовал Григорию Николаевичу написать письмо в редакцию «Русского слова» с сообщением о своем предстоящем приезде, чтобы друзья могли встретить его на Финляндском вокзале. Он поручил фельдфебелю проводить из тюрьмы этап пересыльных до города Свеаборга и там положить коменданту, что в составе этапа Потанин отправлен в Петербург.
В Гельсингфорсе солдат отправили на гауптвахту, а Потанина отвели в канцелярию коменданта, где его оставили на ночлег; здесь ему устроили постель на одном из письменных столов: принесли матрац, подушку, простыни и одеяло. После многих ночей на арестантских нарах улечься на постель с чистыми простынями было очень приятно. Комендант прислал чай и хлеб, а его плац-адъютант, пришедший навестить Григория Николаевича, долго беседовал с ним; оказалось, что он раньше служил в Омске и слышал о процессе «сепаратистов». На следующее утро он пришел на вокзал и устроил этапу удобное помещение в вагоне.
В Петербурге Григория Николаевича встретили сибирский поэт Омулевский и писатель Засодимский. Он провел с ними и их знакомыми несколько дней, являясь в казарму, куда людей, высылаемых по этапу из столицы, собирали только на вечернюю и утреннюю переклички. Потом его перевели в пересыльную тюрьму, откуда каждый раз с этапом отправлялась партия в 200—300 человек высылаемых беспаспортных лиц без определенных занятий, подозреваемых и т. п. С такой толпой, окруженной конвоем, шел Потанин в наручниках [22] из тюрьмы на Николаевский вокзал. Все были скованы по рукам попарно, а каждые три пары были соединены проволокой в связку по шести человек. Железо звенело, шествие этапа будоражило улицы, по которым он проходил. На вокзале всех посадили в арестантские вагоны.
22
Наручни, или наручники,— кандалы, надетые на кисти рук; для затруднения побега наручники двух арестантов соединялись проволокой, а трех пар, шедших друг за другом, еще продольной проволокой.
В Москве этап поместили в пересыльной тюрьме, перестроенной из манежа, в огромной зале. Здесь происходила проверка партии: арестантов вводили по одному в комнату, где чиновники проверяли показания и приметы по статейному списку. Они обращались с арестантами, как с домашним скотом. Один из них стал требовать от Потанина, чтобы он снял штатский костюм и переоделся в арестантское платье с тузом на спине; чиновник утверждал, что, по законам Российской империи, высылаемый на поселение должен до места итти в зипуне с тузом. Потанину с трудом удалось убедить его отказаться от этого требования.
Местом ссылки Григория Николаевича был назначен г. Никольск Вологодской губернии, и его отправили из Москвы по железной дороге в Ярославль. Была глубокая осень — ноябрь, Григорий Николаевич был одет только в пиджак, купленный в Свеаборге, и по совету спутников стал просить при приемке в Ярославле выдать ему теплое верхнее платье. Ему пришлось долго уговаривать чиновника, так как по закону арестант, одетый в свое платье, пригодное для носки, не имеет права требовать казенное платье. К счастью, вспоминает Григорий Николаевич, русские чиновники иногда добрее закона, и ему выдали полушубок ввиду того, что он отправлялся на север.
Из Ярославля этапу пришлось итти пешком, так как железная дорога в Вологду только строилась. Первый переход в 25 километров был самый мучительный. Дорога состояла из заполненных водой глубоких колей, гребни которых Обледенели. Итти по дну колеи значило брести по холодной воде, а с гребней нога скользила. Григорий Николаевич терял равновесие и увлекал за собой всю шестерку, с которой был соединен наручнями. Это вызывало неудовольствие и брань. Удобнее было бы итти по бокам дороги, но это было запрещено правилами: этап должен итти по середине дороги, а встречные должны сворачивать перед ним с пути. Под конец перехода Потанин так устал, что едва передвигал ноги, и спутники тащили его на буксире, не стесняясь в брани.
Ночевали в трех крестьянских избах, занимая весь пол; половина легла головами к одной стене, другая половина — к противоположной. Не хватало места, чтобы вытянуться, приходилось лежать скорчившись. А после тяжелого перехода нестерпимо хотелось вытянуть ноги, и боль в мускулах долго не давала уснуть.
Следующие переходы были легче, а численность этапа постепенно уменьшалась. Из Вологды в Тотьму шло уже менее десяти человек. Тюрьма в Тотьме поразила Григория Николаевича своими порядками; она походила на семейный дом: заключенные бегали на двор за дровами, топили печи, готовили завтрак. Смотритель был довольно добродушен; в валенках, обмотанный цветным шарфом, он совсем не походил на чиновника. Стражи не было видно.