Григорий Распутин. Авантюрист или святой старец
Шрифт:
В последние годы Монархии интерес к Распутину был огромный, что во многом объяснялось таинственно-скандальным ореолом, окружавшим этого человека. Оказавшись желанным гостем в шикарных столичных апартаментах, получив доступ к жизни, о которой он совсем еще недавно даже не подозревал, сибирский проповедник какое-то время держался.
Общение с Царями пьянило крестьянскую натуру. Он стал мнить себя всемогущим, любил произвести впечатление рассказами о своем влиянии, и эти его застольные повествования (а во многих случаях россказни) передавались из уст в уста. Общественное мнение, осуждая Императрицу за ее веру в этого человека, само стало жертвой распутинского воздействия:
Товарищ Министра внутренних дел С.П. Белецкий, близко наблюдавший Г.Е. Распутина, много раз встречавшийся с ним, отмечал такую характерную черту его, как «чувство какой-то болезненной чуткости в проявлении к нему знаков внимания со стороны того общества, в среде которого он находился, желание его быть все время центром общего к нему интереса».
Подобную особенность, проявившуюся в Распутине в последние два-три года жизни, подтверждают и другие источники. Вероятно он, как это бессчетное количество раз случалось и с другими, не смог до конца выдержать труднейшего испытание «медными трубами», т. е. славой, или точнее говоря, популярностью.
Из этого отнюдь не следует, что он нравственно «пал», превратился в того «пьяницу», «развратника» и «лицемера», в чем его непрестанно обвиняли. Однако рост самомнения подвергал серьезной угрозе моральный авторитет Распутина, а его тяга к светскому общению и шумным компаниям плохо корреспондировалась с обликом христианского поводыря.
Может быть, главная беда, но не вина Распутина состояла в том, что ему пришлось вращаться в такой среде, где «искренние чувства» и «откровенные слова» служили только ширмой, скрывавшей часто лишь эгоистические интересы и суетные устремления. Да и вообще, кто бы мог в водовороте мирской суеты сохранить первозданную чистоту своей души, кому бы удалось, живя среди людей, остаться во всем ревностным и непорочным хранителем высокого Завета? Существует лишь один случай подобного беспримерного подвига — Иисус Христос. Но это уже история совершенно иного порядка.
Хотя всегда было много разговоров о сторонниках и ставленниках Г.Е. Распутина, однако сколько-нибудь благожелательные высказывания о нем в мемуарах современников можно отыскать с большим трудом. В обществе существовали свои неписаные правила игры. Даже те, кто по той или иной причине искал благорасположения Царского Друга, вынуждены были скрывать эти свои «слабости», никогда не высказывать симпатий и иногда даже публично осуждать поведение и роль «старца Григория».
Такое умолчание вызывалось опасением подвергнуться моральному террору общества, где возобладало однозначное мнение о том, что любые связи с этим человеком безнравственны и даже преступны. Этот «кодекс поведения» продолжал действовать и в эмиграции. Даже А.А. Вырубова — одна из самых преданных почитательниц «старца Григория», написав воспоминания, не нашла в себе силы подробно изложить потомкам историю своих с ним отношений, причины пиететного отношения к нему. Эту духовную тайну распутинская «другиня Анна» унесла с собой в могилу.
Никаких скандальных эскапад в годы первых визитов в Петербург за Распутиным зафиксировано не было. Вел себя скромно, благочестиво, чем располагал к себе немалое число людей, желающих «найти истинный смысл жизни и настоящую дорогу в ней». Знавший его тогда полковник Д.Н. Ломан позже рассказывал:
«Познакомившись с Распутиным, стал его посещать с женою, а равно и он бывал у меня, но встречи наши не были часты. В то время Распутин вел себя безукоризненно, не позволял себе ни пьянства, ни особого оригинальничинья. Распутин произвел на меня очень хорошее впечатление. Подобно доктору, ставящему диагноз при
Часто приезжая в Петербург, Г.Е. Распутин долго не имел здесь своего постоянного пристанища. Ему охотно предоставляли кров почитатели, число которых, вопреки распространенным слухам, никогда не было особенно велико. Вначале он неоднократно проживал у епископа Феофана. Много раз его охотно принимали в семье петербургского журналиста правой ориентации, кандидата прав Е.П. Сазонова, которого восхищало глубокое религиозное чувство сибирского мужика.
«Прислуга наша, — свидетельствовал Е.П. Сазонов, — когда Распутин, случалось, ночевал у нас или приезжал к нам на дачу, говорила, что Распутин по ночам не спит, а молится. Когда мы жили в Харьковской губернии на даче, был такой случай, что дети видели его в лесу, погруженного в глубокую молитву. Это сообщение детишек заинтересовало нашу соседку-генеральшу, которая без отвращения не могла слышать имени Распутина. Она не поленилась пойти за ребятишками в лес, и действительно, хотя уже прошел час, увидела Распутина, погруженного в молитву».
Все вышеозначенное пресыщенное воображение совсем не воодушевляло. Ясное дело, что из молитвенного усердия и неброской повседневной жизни изготовить «скандалез» не было никакой возможности. Требовалась информация совсем иного характера. И если ее не было в наличии, то ее, не мудрствуя лукаво, изобретали. При этом ничем не рисковали. Кто же пойдет заступаться за какого-то мужика, доказывать, что его оболгали? Мужик он и есть мужик, поди разберись, где в его прошлом была правда, а где вымысел.
По мере роста известности вниманию публики предоставлялась «масса горячего материала», который просто обжигал. Другу Царской Семьи приписывали пьянство, воровство, принадлежность к религиозной секте, но особенно, уверенно и часто — половую разнузданность. Чад «леденящих кровь историй» о невероятных эротических похождениях Распутина и о немыслимых оргиях пьянил воображение многих и многих.
Некоторые из них якобы были публично оглашены самим «Гришкой-эротоманом». Много шуму наделал, например, рассказ, опубликованный в петербургских газетах журналистом И.Ф. Манасевичем-Мануйловым, поданный в форме доверительного признания:
«Будучи в Сибири, у меня было много поклонниц и среди этих поклонниц есть дамы, очень близкие ко Двору. Они приехали ко мне в Сибирь и хотели приблизиться к Богу… Приблизиться к Богу можно только самоунижением. И вот я тогда повел всех великосветских — в бриллиантах и дорогих платьях, — повел их всех в баню (их было 7 женщин), всех раздел и заставил меня мыть».
На обывателя, погрязшего в неприметных серых буднях, подобные красочные рассказы производили огромное впечатление: светские дамы «в бриллиантах и дорогих платьях», моющие в бане крестьянского мужика, — это видение настолько сильно подействовало на публику, что навсегда осталось в околораспутинской мифологии.
Никто из популяризаторов указанной истории, которая пересказана была с различными вариациями множество раз, не имел представления ни о крестьянской бане вообще, ни о, так сказать, «технологии помыва» в ней в частности. «Семь дам» в крестьянской бане просто не смогли бы проявить свою «преданность». Они даже и без «мехов и бриллиантов» там просто бы не поместились. Для такого одномоментного скопления почитательниц требовались совсем иные помещения, какие-нибудь римские термы или хотя бы номера столичных банных заведений.