Григорий Распутин. Авантюрист или святой старец
Шрифт:
Женское честолюбие не давало Ольге Валерьяновне покоя. Она жаждала добиться приема во Дворце, что означало окончательное признание. Однако Императрица Александра Федоровна не проявляла желания видеть новоявленную родственницу, считая ее одной из главных возмутительниц спокойствия в среде Романовых, женщиной, «окрутившей бедного Павла».
Для графини отказ от аудиенции был настоящей драмой, всю глубину которой мог понять только тот, кто вращался в среде русской аристократии. Она была безутешна. Что же делать? Как вымолить признание? Однако неожиданно удача оказалась совсем рядом! Сестра графини, Любовь Валерьяновна Головина, и ее дочь Мария Евгеньевна (Муня) были уже несколько лет поклонницами «старца Григория» и принадлежали к
За исключением Венценосцев, среди Романовых сторонников у Распутина уже не было, и графиня Гогенфельзен, пойдя на эту встречу, рисковала репутацией. Но другого выхода, как она считала, не было! Ее любимым девизом было: «Женщины возражений и поражений не признают» — и этим принципом руководствовалась всю свою жизнь.
Сохранившийся дневник графини-княгини содержит ряд интересных штрихов всей этой истории, когда Г.Е. Распутину удалось в первый и последний раз «внедриться» во внутриромановские отношения. Великие князья и Великие княгини, опасаясь людской молвы, всячески избегали с ним любых встреч.
Графиня же была человеком решительным и не боялась сплетен: за свою жизнь эта почти пятидесятилетняя женщина к ним привыкла. В конце января 1914 года состоялась знаменательная встреча, которую она описала так: «Утром пришел Бэби (ее сын от первого брака А.Э. Пистолькорс. — А.Б.) и мы должны были. сейчас пойти к Гр. Еф. Впечатление странное, но чарующее. Он меня целовал, прижимал к сердцу, “тяжко полюбил” и обещал, что все сделает “у Мамы” (Императрицы), хотя “Она строптивая”».
«Чарующее впечатление» скоро было омрачено, по ее словам, «дурной и тяжелой сценой», или, проще говоря, скандалом, который ей устроил Великий князь Павел Александрович, узнав об этом знакомстве. Он наотрез отказался встречаться с Григорием, о чем тот просил, «чтобы все окончательно устроить».
Однако сестра Люба и племянница Муня продолжали уверять: «отец Григорий» обязательно поможет, тем более что к графине у него возникла большая симпатия. Невзирая на возражения мужа, она втайне от него через несколько дней после первой встречи опять виделась с Распутиным накануне его намечавшейся поездки в Царское Село. Он собирался просить там за нее.
На следующий день после долгожданного визита, 3 февраля 1914 года, в девять часов утра — небывало раннее время для аристократки, она примчалась к Распутину на Гороховую, чтобы узнать подробности. Известия были обескураживающими: «Он с грустным и ласковым видом мне сообщил, — записала графиня, — что ничего не добился! В глазах Императрицы я все та же интриганка, желающая играть роль и одурачивающая даже его, Григория Ефимовича! Он говорил с 8 до 12 часов, и что слова его и Ани (Вырубовой. — А.Б.) сильно продвинули дело».
Хотя надежда оставалась, но она куда-то отодвигалась, а пока ничего не менялось. Еще через неделю она увиделась с Распутиным в доме своей сестры, и эта встреча вообще произвела на нее гнетущее впечатление. В дневнике запись: «Григ. Еф. заперся со мною в Любиной спальне, и я ничего не понимаю. Говорил, что любит меня так, что ни о чем другом думать не может, целовал меня, обнимал, и мой глаз не мог не заметить его волнение. Взял у меня по секрету 200 рублей! Господи, что это за люди!»
Потрясение графини можно понять. Какой-то мужик ее обнимает, целует, объясняется в любви, а затем берет деньги! Господи, неужели все эти унижения не будут вознаграждены?
Она вместе с мужем вскоре отправилась в Париж, где отдыхала от всех переживаний на родине. Когда в мае 1914 года они вернулись в Петербург, то мечты графини стали осуществляться. Однако вряд ли тут определяющую роль сыграл Распутин. За Павла и его жену просили их родственники и некоторые влиятельные сановники, в числе которых были Великие князья Дмитрий Павлович, Кирилл Владимирович и Министр
Первой ее приняла Вдовствующая Императрица, а затем, 5 июня, — Александра Федоровна, которая, по наблюдению графини, «сначала волновалась и дышала тяжело, потом оправилась и мы говорили обо всем». После этого интерес графини к «отцу-утешителю» стал падать, и, наконец, проведя с ним вечер у сестры, 17 июня она записала: «Ничего он из себя не представляет». И хотя время от времени она продолжала встречаться с Григорием, но уже ни о каком «чарующем впечатлении» речи больше не шло.
Искренних и надежных последовательниц у Распутина было сравнительно мало. Среди них одной из самых надежных, если не считать самой верной, была упоминавшаяся выше племянница княгини Палей, дочь камергера Мария Евгеньевна Головина, которую Распутин всегда называл Муней.
Несколько последних лет жизни сибирского проповедника она виделась с ним очень часто, всегда с интересом и трепетом внимая его размышлениям и наставлениям.
Эта девушка (родилась в 1887 году) была по натуре очень верующей и добродетельной, много и постоянно помогавшей другим, а в годы Первой мировой войны работала медсестрой в госпитале. Ее желание помочь, угодить, услужить было хорошо известно, и эти ее качества ценила в ней Императрица. В 1917 году следователь ЧСК записал, что она в 1910 году «потеряла человека, которым увлеклась, и вследствие этого заболела каким-то нервным расстройством».
Трудно сказать, насколько это утверждение соответствовало действительности. Можно лишь с уверенностью констатировать, что она много лет безответно любила старшего брата князя Феликса Юсупова Николая, погибшего на дуэли в 1908 году. Она поддерживала «сердечные отношения» и с Феликсом. Именно Муня познакомила Распутина с князем Юсуповым, ставшим впоследствии его убийцей.
Молодая Головина, несомненно, была человеком, потерявшим опору в жизни и пытавшимся обрести ее «в отце Григории». Сохранилось примечательное письмо, отправленное Муней в начале июля 1914 года своей тетке графине Гогенфельзен вскоре после покушения на Распутина, в котором она объясняет свое видение этого человека. Подобных признаний сторонников Распутина сохранилось чрезвычайно мало, что придает документу особое значение.
«Дорогая Мама-Леля! Я была взволнована и напугана ужасным случаем с дорогим Григорием Ефимовичем! Благодарю Вас, дорогая Мама-Леля, за Ваше участие в нашем страшном беспокойстве за его жизнь. Эта жизнь так дорога для всех, кто его знает и понимает, что страх лишиться ее не может сравниться ни с чем. Это не только мое к нему чувство, это сознание, что среди нас живет такой человек, который добровольно взял на себя все наши тяжести и несет за них ответственность перед Богом, отдавая Ему всего себя, получая взамен от Бога все те богатые духовные дары, которыми он нас же питает, а от людей, ради которых он приносит себя постоянно в жертву, — одни насмешки, одно непонимание, одну холодность, неблагодарность и злобу! За его безграничную любовь и жалость к людям ему платят подозрением в самых низких чувствах, которые для него — служителя и избранника Божьего — давно не существуют! Клевета его всегда преследовала и будет преследовать, потому что в этом его подвиг и потому что истинных Божьих подвижников всегда презирали, гнали, судили и осуждали!».
Взгляд Муни на Григория Распутина очень близок, почти идентичен восприятию его Императрицей, которая судила о нем часто буквально в тех же выражениях. Эта уверенность не поддавалась никакой девальвации.
Глава VI. Полицейский микроскоп с фальшивыми линзами
Летом 1914 года имя Распутина вырвалось на первые полосы газет. Повод был неординарный: на Друга Царской Семьи было совершено покушение. Случилось событие 29 июня в селе Покровском. По описанию товарища Министра внутренних дел В.Ф. Джунковского, дело выглядело следующим образом.