Григорий Распутин

Телицын Вадим Леонидович

Народ этот гораздо все менее приятный в общении, чем «месье Филипп» с его лучистыми и добрыми глазами, изящными манерами и тихим, вкрадчивым голосом. Их можно было часто встретить в любой русской деревне: будь то около Москвы или Петербурга или в самой глубокой провинции. В основном это были слабоумные мужчины, гораздо реже — женщины, чаще всего страдающие эпилепсией. Слабоумие этих сельских идиотов в глазах народа воспринималось Божьим знамением, а эпилепсия придавала им дополнительную «святость».

Сельское население и даже городская интеллигенция издавна верили, что дефективные, глухонемые, эпилептики и идиоты особенно любимы Богом и что в их непонятном мычании, бессмысленных звуках, диких

выкриках и судорожной трясучке проявляется дух Божий. Любые внешние проявления у этого типа идиотов считались манифестацией высшей Божьей воли, которой следовало слепо повиноваться, потому что она значила больше, чем «разум гордецов». Эти «нищие духом» считались избранниками, которым приписывалась чудесная сила и воздавались исключительные почести. Перед босыми, ходящими в страшных лохмотьях и грязными юродивыми крестьяне падали на колени, целовали края их рубищ и набожно слушали бессмысленную «речь», видя в ней волю Божью.

Одним из таких юродивых, оставивших заметный след в Царском Селе, был уже упомянутый нами Митя Козельский-Коляба — глуповатый калека из ближайших окрестностей Оптиной пустыни. Он был кривоногим, горбатым, почти немым и вместо рук имел две бесформенные культи. Из-за слабого зрения и слуха его надо было водить за культю. Вместо речи он с трудом выдавливал из себя непонятное мычание. Во время припадка эпилепсии он начинал визжать, а затем переходил на страшный рык и вой. Судорожные движения культей усиливали отталкивающий вид юродивого. Необходимо было иметь очень крепкие нервы, чтобы спокойно стоять рядом с ним во время припадков и пытаться угадать, что обозначают его физические кульбиты и нечленораздельные выкрики.

Вначале крестьяне из родного села давали ему поесть просто из сострадания, не замечая в его зверином рыке и устрашающем облике ничего божественного. И лишь «братья» из Оптиной пустыни открыли его чудесные способности. Хотя они сами не могли сразу объяснить смысл его выкриков и мычания, но увидели в нем юродивого, вдохновенного Богом, пророка.

«Ключ» к объяснению «предсказаний» Мити Колябы был в руках псаломщика церкви села Гоево, умудренного богатым жизненным опытом Елпидифора Кананыкина. Когда он молился перед образом Николая-чудотворца, голос святого объяснил ему таинственный смысл порождаемых Митей звуков и движений и велел увековечить находившийся до сих пор в тайне способ («ключ») объяснения предсказаний. Чудесный голос добавил, что юродивый Митя Коляба сыграет большую роль в истории России.

С этой поры Елпидифор был неразлучным спутником чудесного одержимого Мити Козельского и объяснял его предсказания.

— Молчать, — кричал Елпидифор расшумевшимся не в меру прихожанам. — Ишь как колотит родимого… Знать, пожару быть. А что гореть будет? Ась? Церковь, баит, церковь! Точно!

И верно: через два дня в соседней деревеньке занялась ветхая церквушка, и через пару часов от нее не осталось даже следа…

Вскоре случилось так, что Коляба предсказал одной высокопоставленной даме — княгине Абамелик-Лазаревой — рождение долгожданного сына. И действительно, так и произошло. Вести об этом случае дошли до Петербурга, до Царского Села, вызвали там сенсацию, особенно заинтересовались «способностями» Мити в салоне графини Игнатьевой. Несколько членов этого кружка приняли решение доставить «святого» безумца к царскому двору, чтобы он своей чудесной силой помог царице в исполнении ее заветного желания. Князь Оболенский, чьи поместья находились под Козельском, на личном опыте знающий «подвиги» Коля-бы, вызвался привести его вместе с Елпидифором Кананыкиным в Петербург и в Царское Село.

И вот наступил момент, когда Митя Коляба и псаломщик появились в салоне черногорских княгинь, а затем у графини Игнатьевой. Через два дня они были представлены царской чете. При первом визите в Царское Село Митя, напугав царицу бессмысленными движениями культей, дважды промычал что-то нечленораздельное. Первый раз толкователь, почесав в затылке, пояснил: «Детей видеть пожелал», а второй: «Чаю с вареньем запросил».

Посещения императорской резиденции пришлось повторять неоднократно, так как лишь только во время припадка эпилепсии на Митю снисходило откровение и в нем появлялась чудесная сила, а так он был обыкновенным идиотом, вел себя непристойно, и с ним трудно было справиться.

Во время припадков Митя становился ясновидцем, и Елпидифор, находясь рядом с ним, объяснял с помощью своего «ключа» мычание, визг, стенания и рык, а также ужасающие движение его «рук» и ног.

В присутствии царя, царицы и черногорок извивающемуся в судорогах идиоту задавали разные вопросы, на которые он с пеной на губах отвечал все тем же непонятным мычанием или блеянием. Псаломщик объяснял эти предсказания слишком размыто, но на вопрос о рождении наследника престола отвечал уклончиво:

— Еще слишком рано. Роды не могут вновь так скоро случиться. Митя пока еще не может точно сказать, кто родится — мальчик или девочка. Но он постоянно молится об этом и скоро точно сообщит.

Сколько бы ни повторялись эти сцены, никак нельзя было получить от юродивого и его товарища-толкователя точных сведений и ответов. Создавалось впечатление, что Митя только в этом случае не оправдывал себя, а единственным результатом этих сеансов было то, что у царицы под влиянием страшных криков и жестов начинались спазмы и ужасные головные боли. Она часто теряла сознание. Приходилось вызывать врачей, чтобы привести Александру Федоровну в чувство. Мите Колябе так и не удалось добиться при дворе большого влияния, как это удавалось без особого труда другим чудотворцам и юродствующим. Вскоре все махнули рукой на юродивого и обратили свой взгляд в другую сторону.

Генерал Александр Орлов нашел в глухой рязанской деревеньке нового человека, творящего чудеса. Это была юродивая Дарья Осипова, страдающая эпилепсией. Во время припадков она якобы предсказывала будущее, и считалось, что даже ее крики имели чудотворную силу и восстанавливали у женщин способность к деторождению.

В своей родной деревне Дарья (она была дворовой девкой) умела отводить и наводить порчу, вызывать роды, лечила безнадежно больных. Селяне почитали ее, но и боялись: уж очень она напоминала своим внешним видом самую страшную колдунью из русской сказки. Во время припадка ее вязали веревками, так как она крушила вокруг себя все подряд. При этом Дарья выкрикивала страшные проклятия и, в отличие от Мити Козельского, который только мычал, осыпала всех хорошо понятной и родной, сочной бранью. Тем не менее народ слушал ее с благоговением. Считалось, что во время неистовства небо посылало ей дар ясновидения. Именно Дарья Осипова претендовала на роль царской юродивой, пытаясь «оттеснить» преподобного Серафима Саровского. Но Николай II был непреклонен.

«Что касается святости и чудес святого Серафима Саровского, — отмечал император в письме к матери три года спустя после прославления преподобного, — то уже в этом я так уверен, что никто никогда не поколеблет мое убеждение. Я имею к этому неоспоримые доказательства».

30 июля 1904 года, ровно через 12 месяцев и двенадцать дней после молитв у гроба святого и купания в пруду, императрица Александра Федоровна благополучно разрешилась от бремени. «Незабвенный, великий день для нас день, в которой так явно посетила нас милость Божия, — записал Николай II в своем дневнике. — В 1 ¹/ ₄(часа. — В. Т.) дня у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем».