Гример
Шрифт:
– Никакого уважения к власти. Сказал же им, что нельзя…
– Прикрыть бы труп, – посоветовал я. – Могли и увидеть.
– Если у вас в машине постилка найдется, я не против.
Прикрыть бедолагу бомжа мы так и не успели: приехали те, кого ожидал Протасеня. Я и ахнуть не успел, когда из микроавтобуса вышла уже знакомая мне бригада. Старший следователь Ольга Николаевна Быстрова явно уже знала, что увидит именно меня.
– Вот гражданин Бессмертных, который и обнаружил труп, – радостно доложил ей лейтенант Протасеня и уже собрался докладывать обстоятельства, как следователь
– Опять вы? – вместо приветствия спросила она. – Странное совпадение.
– Я могу объяснить, если надо… – На душе стало тревожно, я снова вляпался.
– Потом объясните совпадение, а пока займемся находкой.
Мне пришлось коротко пересказать то, как я обнаружил труп; о Михаиле упомянул лишь в том смысле, что провел у него в сторожке ночь. Мол, просто приехал к знакомому. Зачем подставлять хорошего человека?
После дачи предварительных показаний я превратился в простого наблюдателя. Эксперт осмотрел тело.
– Пока следов насильственной смерти не наблюдается, как и документов, – сообщил следователю приятель Петрухи Виталик. – Обычная картина. Бомж, одним словом. Сердце, как я понимаю, инфаркт.
– Лейтенант, вы говорили, тут поблизости бомжи обитают. Пригласите их, должны своего собрата по разуму знать, – распорядилась следователь.
– Оно, конечно, можно. Но на них приглашения не действуют, не та публика. – Протасеня вздохнул и скрылся в кустах.
И тут же послышался треск, кто-то побежал, ломая ветки. Словно дикого зверя лейтенант спугнул.
– Стой, …! – раздался грозный окрик Протасени.
Вскоре участковый уже выводил из зарослей бомжа, одетого в помятое демисезонное пальто и брючные штаны; ботинки без шнурков были явно с чужой ноги.
– Убежать хотел, – ухмылялся Протасеня. – Только куда тебе с твоей дыхалкой от меня бегать? Вот он, товарищ следователь… Ты чего в кустах прятался?
– Посмотреть подошел.
Бомж сразу же смирился с тем, что его все-таки изловили. Чувствовалось, ему не привыкать общаться с милицией. Оказалось, у него даже паспорт имеется, а о мертвеце ему известно лишь то, что звали его Толиком и жил он в заброшенном карьере.
– Вроде раньше он в Серпухове обитал. Так мне рассказывал…
– Вы когда его последний раз видели? – поинтересовалась следователь.
– Сегодня ночью. Времени точного не скажу, не знаю, часов нет, по солнцу живем. А ночью ж темно. На кладбище огоньки какие-то горели. Вроде дрался еще кто-то там. А мы с Толиком уже спать устраивались, у костра сидели, грелись. Смотреть, ясное дело, не пошли. На кладбище лучше не соваться. Почему? А вы туда по ночам просто так ходите? Ну а потом огоньки исчезли, тихо стало. И тут видим мы с Толиком, что баба какая-то голая мимо нас идет. Даже не глянула в нашу сторону и к кладбищу пошла. Я Толику говорил, что не надо за ней идти. Не послушался… Так и не вернулся. Я уже утром искать его отправился. Смотрю, лежит, и менты уже приехали… извините, милиция приехала, – поправился бомж.
– Тех, кто на кладбище дрался, вы так и не видели? – уточнила следователь Быстрова.
– Нет. Зачем? Нас тут четверо живет. Ребята на станцию с самого утра собирались, там бутылок пустых набрать можно; видно, и пошли.
– Вы эту женщину запомнили?
– Откуда? Далеко до нее было, да и туман. Одно точно сообщить могу: голая она шла. И еще я вам скажу, что здесь на кладбище по ночам люди какие-то иногда приезжают и колдуют – иностранцы.
– Почему иностранцы?
– Не по-нашему говорят.
– Почему вы считаете, что колдуют?
– А что еще на кладбище ночью делать?
Больше ничего толкового Быстрова от бомжа не добилась. Отправились в карьер, туда, где жил бедолага Толик. Почему-то Ольга Николаевна пригласила пройти туда и меня. Пейзаж за лесопосадками открывался впечатляющий. Чаша карьера, крутые обрывы, лужи воды, со стороны поселка высилась куча всякого хлама, сброшенного дачниками прямо с откоса. А неподалеку расположился лагерь бомжей – пара хибарок, сколоченных из обломков досок. Жилище Толика оказалось самым оригинальным. Он не строил себе подобие дома; просто на земле из закопченных старых кирпичей были выложены, даже, вернее, просто обозначены контуры стены стандартной комнаты на восемнадцать-двадцать квадратных метров. И обстановка была в ней соответствующая: продавленный диван, рядом с ним стопки влажных потрепанных книг и журналов; в углу, как и положено, стоял телевизор, только без кинескопа и с выдранными потрохами. Довершал картину бездействующий торшер, два реанимированных пляжных зонтика, прикрывавших диван, и железная бочка, служившая, судя по закопченным дырявым бокам, печкой.
– Вот тут он и жил. Говорил, что у него болезнь такая, клаустрофобия называется. С головой у него не все в порядке было. Это вы сами видите, – рассказывал бомж о странностях своего приятеля. – А читать любил! Газеты у бочки подсушит, на ночь ими обернется, пару свитеров наверх наденет – и спит. И никакая холера его не брала.
– На здоровье ваш приятель жаловался? – спросила Ольга Николаевна, разглядывая в корпусе телевизора прозрачный пакетик с лекарствами.
– Какое тут здоровье, с такой-то жизнью… Жаловался, конечно.
– А это что? Пояснить можете? – Следователь аккуратно, за самый краешек приподняла пакетик, внутри которого виднелась небольшая, размером с пачку сигарет, восковая кукла; при определенной доли фантазии в ней можно было угадать женщину, и не более.
– Толик принес. Говорил, что на кладбище в церкви старой нашел.
Следователь посмотрела на меня, причем я четко ощутил, что именно не нравится ей во мне – следы засохшей глины на одежде. Я хоть и почистился у Михаила, но кое-что осталось.
– Вы пройдите к своей машине и ждите меня там, – обратилась ко мне Быстрова.
Пришлось повиноваться.
Протасеня откровенно скучал возле уже прикрытого материей трупа. Эксперт что-то писал в блокнотике, положив его на капот «Жигулей», и бормотал себе под нос мудреные слова. Ждать нам всем пришлось не очень долго. Вскоре приехала машина, тело забрали. Укатил и участковый.
«Вновь история повторяется», – подумал я.
Но повторилась она лишь до этого момента. Быстрова повернулась ко мне и – хотя наверняка знала, ведь у следаков память отличная, это профессиональное – спросила почему-то: