Гринтерра
Шрифт:
“Ох и доберусь я до тебя, Алатас. За всё ответишь. До костей заставлю вылизываться.”
И вот, когда прошёл уже не первый месяц в облике гепарда, Камалия попала в то, что можно было бы назвать лесным тупиком. Деревья здесь были очень ветвистыми, хоть и высокими. Тонкие ветки кустов опутывали хуже лиан и раздражали психику похлеще орущего сурка, что наорал на Каму в пещере, когда убегал от неё на последней охоте. Эхо от крика маленького животного с жутким воем нагоняло страху и заставляло поджилки трястись, хотя головой Камалия понимала, что этот зверь боится её намного больше.
Ветвистая лесная преграда вынуждала двигаться дикую кошку как можно медленней, наверное,
Тьма в лесу наступает крайне быстро, а в густой, заросшей растительности чащи почти мгновенно, стоило только последнему лучу солнца скрыться за горизонтом. Огромный питон обвил ствол дерева над отдыхающей самкой гепарда, которая, поужинав каким-то мелким грызуном, напоминающим крысу, вылизывала себя сверху до низу. Терпением змей отличался чрезвычайным и потому дал своей жертве насладиться последним умыванием перед смертью.
Когда гепард умылся и примял участок высокой травы для комфортного сна, ночной хищник начал медленно перетекать на толстую ветку, что свисала в пяти метрах над Камалией. Его треугольная голова плавно опускалась к земле и, по-отечески, ласково совершала оборот за оборотом вокруг своей жертвы. Три кольца уже начинали потихоньку сжимать свою жертву, когда Кама проснулась. Оранжевые глаза огромного питона перед мордой гепарда повергли бы в ужас любого, кто бы увидел их после недолгого сна, но девочка среагировала быстро.
Прежде чем питон открыл свою пасть, чтобы заглотить проснувшуюся добычу, лапы гепарда двумя точными ударами с разных сторон быстро развернули голову змея, подставив его узкую у головы шею под клыки крупной кошки. Два острых, словно заточенные наконечники копий, клыка вонзились в тело старого змея, медленно умерщвляя монстра непроходимой чащи. Питон не извивался от боли и не издавал звуков больше, чем при охоте, его кольца сжались, стараясь сломать кости своей противнице, которая продолжала вгрызаться в шею огромного змея. В конце концов, когда Камалия думала, что её тело сейчас лопнет от сдавливающих пятнистых колец, питон просто принял свою судьбу — принял смерть от более сильного и умелого хищника, которым являлась молодая самка гепарда. А когда его глаза помутнели, словно вода в болоте, мощная кошачья челюсть отпустила своего недруга на некоторое время, чтобы позже съесть большую часть тела земноводного, который сам стал пищей, замкнув очередную цепочку жизни и смерти.
***
В камеру «Алая звезда», находящуюся на самом верхнем этаже тюрьмы «Сонм зверя», вошла стража и конечность за конечностью освободили Тигра Юга. Но сил стоять и удерживать себя над полом у бывшего анхеля рантаров не было. Астромарин, казалось, высосал не только природную энергию, но и силу тела, душу и даже эмоции, из-за чего Бадд не мог даже обрадоваться непонятной ему милости судьбы. Стража тюрьмы вела его под руки, волоча босыми ногами по холодному каменному покрытию. Тело Ганджи за время нахождения в тюрьме сильно исхудало, глаза и щёки впали во внутрь, обтягивая череп, словно кожаный барабан. Каждая ступенька на круговой лестнице била пленнику по пальцам ног, обдирая их до крови, но воин не мог даже подумать о том, чтобы двинуть ими. В горло будто заливали расплавленное железо, когда Ганджи старался произнести хоть слово. И потому молчание стало его лучшим другом, пусть и не самым приятным.
Чувство отчаяния и горя все еще давили на сознание Бадда и Тигр продолжал убеждать себя, что понесенная кара была заслужена. Поэтому, когда тащившие его солдаты неожиданно остановились он даже не обратил на происходящее внимания. В себя его привел низкий, скрипучий и до ужаса знакомый голос:
— Что за нелицеприятное зрелище… — медленно поднимая глаза, Ганджи с досадой подумал, что судьба не лишена иронии… В слабо освещенном зале, в окружении воинов Великого дома Дуба, на него с жалостью в глазах смотрел Ликург Перлей, глава этого Великого дома и военный советник самих царей Гринтерры. — Почему он в таком состоянии?! — со злобой в голосе обратился к кому-то старик Перлей. Только сейчас Бадд заметил, что в помещении находился так же его «обожаемый» собеседник, являющийся по совместительству главой тюрьмы, в которой он прибывал. — По законам Гринтерры пленнику не должен был быть принесен какой-либо вред!
— Здесь не действуют законы Гринтерры, советник Перлей. Вы находитесь на территории империи Эйдос. В полученном мною приказе указано, что я должен передать Вам, представителю лесного царства, этого преступника. В приказе ничего не было сказано о его физическом состоянии, а также за душевное состояние тигрёнка мы ответственности не несём. Мы…
— Довольно, мальчик. Этот воин переходит под нашу защиту и по договору, заключённому между нашими государствами, Вы обязаны дать нам беспрепятственно уйти. Если, конечно, не хотите объясняться перед вашим императором, который лично, на сколько мне известно, отправил Вам упомянутый ранее приказ.
— Конечно-конечно, советник Перлей. Хи-хи… — мерзко оскалился лорд Лопак. — Мне кажется, что Вашему дорогому анхелю не помешает помощь гринтерских жрецов, а то боюсь, в таком состоянии он не выдержит переправы через Каменное море. Тут, знаете ли, легко подцепить простуду…
“ Свернул бы шею этой гиене, если бы был моложе лет на тридцать, но сейчас…” — Ликург Перлей осмотрел своего зятя, не в силах злиться на потерявшего свою единственную дочь отца, его собственную внучку. Воины Дуба осторожно обмотали Тигра Юга в тёплые шкуры и положив на носилки, двинулись в сторону выхода, где метель застилала горные пейзажи империи.
— Приятной вам дороги! Хи-хи… — не мог сдерживать своего злорадства Астей Лопак. Его крайне удивил полученный приказ от самого императора Ортуса фон Ридаса. Однако, он не мог отказать себе в удовольствии наблюдать реакцию гринтерских воинов, когда им принесли то, что осталось от некогда могучего анхеля рантаров, живой легенды Краткой воины.
Врата «Сонма Зверя» медленно закрывались за покидающими крепость гринтерцами, кто уверенным шагом направлялись к своим кораблям в гавани неподалёку. Жрецы уже оказывали посильную помощь своему пациенту, вливая в него слабые потоки живы. Но от взгляда Ликурга не ушёл ни один ушиб на теле его зятя.
“Такие травмы… Его долго избивали… Выкачивали его живу и буквально тушили костёр анимы… Был бы на его месте я или кто-нибудь другой, то точно бы отдал концы гораздо раньше. А что делали с его горлом… На такую тонкую работу способны далеко не все люди, занимающиеся медициной, даже интересно зачем эти два ровных шва вдоль его горла?”
Но вскоре необходимость в ответе на этот вопрос, как и на многие другие отпала. Ганджи Бадд потерял способность разговаривать. Он просто онемел и даже мычать, по сути, был почти не способен, не испытывая при этом чудовищные боли.