Гринвичский меридиан
Шрифт:
— А вы ему кто? Здесь же была другая женщина.
Ее нахальство отразилось во мне, опустошенной, и я ответила:
— Я его жена. А это была моя родственница.
— Понятно, — протянула она. — Состояние средней тяжести. Вам лучше поговорить с врачом… миссис Бартон.
Как я не ослабела, борясь с недомоганием, а все же ее последние слова заставили меня поднять голову. Я горделиво повторила их про себя: "Миссис Бартон. Как звучит!"
— Никогда тебе не стать миссис
Я быстро оглянулась и увидела свою Ланю. Она примостилась на том самом месте, где только что сидела я, и, подперев маленький подбородок, печально смотрела своими темными глазищами. Не решившись заговорить с ней при медсестре, которая вполне могла ее и не видеть, я отвернулась, но дверь реанимации уже закрылась.
— Зачем ты так говоришь? — спросила я Ланю. — Хочешь расстроить меня еще больше? Я и так себе места не нахожу!
— Сама виновата, — безразлично отозвалась она и отвернулась к окну.
Я растерялась:
— Что с тобой, Ланя? Ты же всегда поддерживала меня!
— Ты была маленькой. И ты любила меня. А сейчас ты любишь этого мужчину. Ты его называешь своим другом. Вот пусть он тебя и поддерживает!
Не удержав вздоха, я сказала:
— Как раз сейчас он и не может меня поддержать. Ланя, почему ты говоришь о нем в таком тоне? Он тебе не нравится? Со Славой ты хорошо уживалась. А за этот месяц даже ни разу не появилась.
— Я все время была рядом, — ответила она с упреком. — Только ты никого не замечала, кроме этого англичанина. Слава не отвлекал твоего внимания…
— Наверное, я его попросту не любила…
Ланя ничего не успела ответить, потому что с улицы, как смерч, ворвался мой отец. Чуть не пролетев мимо, он ухватился за мое плечо и, не здороваясь, забросал вопросами, совсем как его сестра:
— Что с ним? Живой? Рита мне сообщила… Инфаркт? А точнее? Что стряслось-то? Такой здоровенный мужичина!
— Папа! — взмолилась я. — Не называй его так!
— Да какая разница? — удивился отец. — Он же не слышит! Где он? В реанимации?
Я совсем обессилела под его натиском. Мои родители всегда были настолько энергичными людьми, что я просто меркла в лучах их жизнелюбия.
— Эй, ты что? — испугался отец и, как в детстве, прижался губами к моему лбу. — Да у тебя температура… Что ты изводишь себя, дурочка? Все равно к нему сейчас не пустят. Пойдем, я отвезу тебя домой, а сам буду звонить и сюда, и тебе. Пойдем, пойдем.
Я оглянулась на запертую дверь, Пол скрывался там от меня. Он не хотел меня видеть.
"Может, и нет никакого инфаркта, — с сомнением подумала я. — Ведь он и правда казался таким здоровым… Может, он просто заплатил кому следует и прячется там?"
Это была совершенно идиотская мысль, но у меня так шумело в голове, что она показалась вполне правдоподобной. Пока отец тащил меня к машине, я высказала это ему. Он посмотрел на меня с недоверием:
— Рехнулась, что ли? Твой Бартон, в отличие от тебя, в своем уме, чтобы такие номера выкидывать. Хотя закрутить роман с девчонкой в его возрасте тоже не очень-то благоразумно. Вот чем обычно такое кончается…
Старый папин "жигуленок" ни в какую не желал увозить меня от Пола. Я даже почувствовала нежность к этой развалине, которую столько раз проклинала вместе с отцом. Он и сейчас колотил свободной рукой по рулю и матерился во весь голос, не стесняясь меня. Наконец машина все же завелась, и у меня упало сердце, будто вернуться сюда я уже не могла.
— Давай, я отвезу тебя к матери? — предложил он. — Хоть будет кому присмотреть. Отлежишься.
— А вдруг Пол позвонит? — встрепенулась я. — А меня не окажется дома….
Отец скептически щелкнул языком:
— Как же, позвонит! Ты представляешь, что такое инфаркт? Да еще если реанимировать пришлось… Нет, уж сегодня твой Бартон точно с койки не поднимется.
— Не говори о нем "твой Бартон"!
Он покосился на меня и добродушно буркнул:
— Ладно, угомонись.
Спустя какое-то время отец спросил:
— Вы поссорились?
— Пап, я не могу об этом…
— Ладно. Хотя странно в его возрасте ссориться с девчонкой.
— Он и не ссорился.
— Ну отмалчивайся, отмалчивайся, — оскорбленно кивнул отец. — Кто еще тебе поможет, кроме нас с матерью?
Стараясь смягчить свои слова, я погладила его твердое плечо с выпирающей косточкой:
— Мне не надо помогать. Пол вернется.
Отец ничего не сказал и только возле моего подъезда, не выключая зажигания, спросил:
— Что ты с ним сделала, дочь?
— Папа!
Он заговорил непривычно серьезно, и мне сразу стало не по себе:
— Я вот представил себя на его месте… Ты сама мне это однажды предлагала. Что такого могла бы мне сделать женщина, чтобы меня с такими деньгами и опытом инфаркт скрутил? Это должно быть что-то гораздо большее, чем открытка с объяснением в любви…
— Я не могу…
— Стыдно? — спросил отец почти шепотом. — Ну, не реви только. Температуру наплачешь. Пойдем, я тебя провожу.
Выключив мотор, он закрыл дверцы и взял меня под руку. Когда мне было лет шестнадцать, папа любил проделывать это на людной улице и озорно нашептывал мне на ухо: "Пусть думают, что ты моя юная любовница!"