Гризли
Шрифт:
Следы гризли на песчаной отмели у ручья пока еще не попадались. Но Брюс не терял уверенности. Он знал, что Тэр держал свой путь по гребню.
— Если ты, вернувшись из этих краев, вздумаешь писать о медведях, не валяй хоть ты дурака, как большинство всех этих писак, — сказал Брюс, когда они сидели, покуривая трубки после ужина. — Два года назад подрядился я на месяц к одному натуралисту и так ему угодил, что он пообещал прислать мне целую кучу книг о медведях и разном зверье. Ну и прислал!.. Прочел я эти книги. Сначала смеялся, а потом так разозлился, что сжег их. Медведи — очень занятные звери, но о них и так можно рассказать уйму интересного. Поэтому совсем не обязательно плести разную чушь да срамиться. Это уж точно!
Ленгдон кивнул.
— Нужно охотиться и убивать, убивать и охотиться целые годы, для того чтобы познать, в чем состоит подлинная радость, когда выслеживаешь крупного зверя, — медленно проговорил он, глядя на огонь. — И, как только она станет тебе доступной и овладеет всей твоей
Брюс задумчиво выпустил облачко дыма.
— Больше всего, — сказал он, — меня разозлили разглагольствования этих писак насчет того, что у медведей, дескать, существуют какие-то свои особые „знаки“. Боже милостивый, послушать их, так выходит, что достаточно медведю подняться во весь свой рост да сделать на дереве отметину — и вся округа будет принадлежать ему, пока не заявится другой медведь, побольше, и не переплюнет первого. В одной книге, помнится, рассказывалось, как один гризли прикатил под дерево бревно и взобрался на него, чтобы сделать отметину выше, чем она была у предыдущего. Подумать только! Да ведь отметки, которые оставляют медведи, не имеют ровно никакого смысла. Я видел когда-то, как один гризли отгрызал от дерева здоровенные щепы и скреб их когтями, совсем как кошка. А летом, когда у них идет линька и кожа зудит, они встают на задние лапы и, прислонившись к дереву, трутся об него. Трутся потому, что у них чешется, а вовсе не для того, чтобы оставить свою визитную карточку для своих собратьев. Карибу, лось и олени делают то же самое, чтобы у них с рогов сошел пушок. Кроме того, все те же писаки считают, что у каждого гризли есть своя зона. Ну, а у них этого не водится, вот не водится, да и все тут! Я видел, как восемь гризли кормились на одном и том же склоне. Ты ведь, поди, и сам помнишь, как два года назад мы пристрелили четырех гризли в долинке, вдоль которой и мили-то не было. Время от времени у гризли заводится свой главарь, вроде того верзилы, за которым мы с тобой охотимся. Но даже и он и то не хозяйничает в своих владениях в одиночку. Бьюсь об заклад, что в этих двух долинах обретается штук двадцать других медведей! А тот натуралист, с которым я бродил два года назад, не мог даже различить следов гризли и черного медведя, и провалиться мне на месте, если он знал, что такое коричневый медведь!
Он вынул трубку изо рта и яростно сплюнул в огонь. Теперь Ленгдон знал, что Брюс выложил еще не все. Самыми интересными для него были такие часы, когда обычно молчаливого Брюса так вот прорывало.
— Коричневый медведь! — проворчал он. — Ты только подумай, Джимми: он считал, что существует такая порода — коричневый медведь! А когда я сказал ему, что такой породы вообще не существует и что коричневый, мол, медведь, про которого тебе случалось читать, — это просто гризли или черный медведь с шерстью коричневого цвета, так он поднял меня на смех. Меня, который и родился и вырос буквально среди медведей! У него глаза вылезли на лоб, когда я принялся ему рассказывать о мастях медведей, и он решил, что я ему просто голову морочу. Позже я сообразил, что, пожалуй, поэтому-то он и прислал мне эти книги. Хотел доказать мне, что прав был он… А ведь ни одна другая порода, Джимми, не имеет больше мастей и оттенков в окраске, чем медведи! Я видел черных медведей, которые были белы, как снег, и гризли почти таких же черных, как черные медведи. Мне попадались черные медведи коричневого цвета и коричневые гризли. Я встречал и тех и других, которые были коричневыми, золотисто-рыжими и даже почти лимонно-желтыми. Масти у них так же разнообразны, как и характеры их и привычки в еде. Я пришел к выводу, что большинство натуралистов делают так: совершат вылазку, понаблюдают за одним каким-нибудь гризли и подгоняют описание всех гризли вообще под своего знакомца. Не очень-то это красиво по отношению к остальным гризли, просто чертовски некрасиво! Да ведь они не написали ни одной книги, в которой бы не говорилось, что гризли — изверг и самый страшный людоед на свете! А он совсем не такой — если, конечно, не доведешь его до крайности. Любопытен, как козленок, и самого покладистого нрава — только не приставайте к нему! Большинство из них вегетарианцы, хотя и не все. Попадались мне гризли, которые охотились на горных коз, баранов и карибу. Но видал я и таких, которые добывали себе пищу на одних склонах вместе с этими животными и не делали никаких попыток напасть на них. Гризли — очень занятные существа, Джимми. И о них можно рассказывать без конца. Так зачем же еще приплетать к этому всякие небылицы!
Брюс
— По-моему, не может быть никаких сомнений насчет того, что уж наш-то верзила, за которым мы охотимся, специалист по крупной дичи, Брюс.
— Да как сказать… — отозвался Брюс. — Размеры медведя не всегда говорят сами за себя. Знавал я как-то одного гризли, который и весь-то был чуть больше собаки, а жил охотой. Каждый год зимой сотни животных гибнут в этих горах, и, когда наступает весна, медведи поедают их останки. Но от того, что он отведает падали, гризли еще не может пристраститься к убийству. Бывает, что гризли родится плотоядным, а иной раз его делает таким какой-либо случай. Но если уж ему пришлось убить один раз, то он будет убивать и в дальнейшем. Я видел раз, как коза набрела на склоне горы прямо на гризли. Медведь и не шелохнулся, но коза с перепугу кинулась очертя голову прямо на этого чудака, и он убил ее. Минут десять после этого он и сам не знал, что ему делать дальше. С полчаса обнюхивал еще теплую тушу со всех сторон и только позднее разодрал. Так впервые он отведал теплой крови. Я не стал убивать его. Уверен, что с тех пор он окончательно перешел на мясо.
— А по-моему, и размеры кое о чем говорят, — возразил Ленгдон. — Мне кажется, что медведь, питающийся мясом, будет крупнее и сильнее вегетарианца.
— Вот тебе одна из тех интереснейших загадок, о которых не мешало бы написать, — отозвался Брюс посмеиваясь. — Почему медведь толстеет так, что еле ходит, именно в сентябре, когда ему почти не перепадает никакой другой пищи, кроме ягод, муравьев да кореньев? Ты бы растолстел, питаясь одной смородиной? И почему он так вырастает за четыре, а то и за пять месяцев спячки, хотя не проглотит в это время и маковой росинки? Почему медведица кормит медвежат месяц, а то и два своим молоком не просыпаясь? Ведь медвежата рождаются, когда она проспит чуть больше двух третей положенного срока. И почему медвежата родятся такими маленькими? Тот самый натуралист, о котором я тебе говорил, чуть не лопнул со смеху, когда я рассказал ему, что у гризли медвежонок рождается чуть побольше котенка.
— Это просто один из тех глупцов, которые не желают учиться… И все-таки не так уж он и виноват, — заметил Ленгдон. — Четыре-пять лет назад я бы и сам ни за что не поверил этому, Брюс. Я не мог по-настоящему поверить этому, пока мы с тобой на Атабаске не откопали из берлоги тех двух медвежат: один весил одиннадцать унций, другой — десять. Помнишь?
— И им была уже неделя, Джимми. А мать весила целых семьсот фунтов.
Некоторое время оба молча попыхивали трубками.
— Трудно поверить! — заговорил Ленгдон. — И все-таки правда. И это не причуды природы, Брюс: это результат ее дальновидности. Ведь если бы величина медвежат при их появлении на свет и величина самой медведицы соотносились так же, как у котят и кошки, то медведице не прокормить бы их в течение тех недель, когда сама она живет без пищи и без воды. Но в этом расчете, кажется, все-таки допущена какая-то ошибка. Ведь взрослый черный медведь почти в полтора раза меньше гризли, а медвежата у него при появлении на свет куда больше, чем у гризли. Почему же, черт возьми, так получается?
Брюс перебил друга, добродушно рассмеявшись.
— Да ведь это проще простого, Джимми! — воскликнул он. — Помнишь, как в прошлом году мы собирали землянику в долине, а два часа спустя играли в снежки, поднявшись на гору? Чем выше поднимаешься, тем холоднее, правда? Сегодня, например, первое июля, а поднимись на какую-нибудь из этих вершин, и закоченеешь. Гризли устраивается на спячку высоко, а черный медведь — низко! Когда там, где гризли устраивается на спячку, снегу навалит уже на четыре фута в глубину, черный медведь все еще может подкармливаться в долинах и лесной чаще. Он заваливается спать на неделю, на две позднее гризли и встает весной настолько же раньше. Он жирнее в начале спячки и не такой истощенный после нее. Поэтому у черного медведя медвежата еще до рождения набираются от матери больше сил. По-моему, в этом все дело.
— Ты попал в самую точку, Брюс! — закричал Ленгдон в полном восторге. — Мне это и в голову не приходило!
— Мало ли какие полезные истины в голову не приходят, пока вдруг невзначай не столкнешься с ними, — отозвался горец. — Ты сам говорил об этом только что… Когда начинаешь понимать, что охота не сводится только к тому, чтобы убивать, а состоит еще и в том, что оставляешь дичь живой, — тогда именно подобные открытия и придают ей особую прелесть. Как-то раз я пролежал на вершине горы целых семь часов, наблюдая за стадом горных баранов, как они резвились, и это доставило мне больше радости, чем если бы я перестрелял всю эту братию.
Брюс встал и потянулся — обычная процедура после ужина, неизменно служившая сигналом, что он намерен отбыть ко сну.
— Хороший денек будет завтра, — сказал он зевая. — Посмотри, как бел снег на вершинах.
— Брюс…
— Да?
— Сколько будет в этом медведе, за которым мы гоняемся?
— Тысяча двести фунтов, а то и побольше. Я ведь не испытал удовольствия посмотреть на него так близко, как ты, Джимми. А то мы бы сейчас уже сушили его шкуру.
— И он сейчас в самом расцвете сил?