Гроб хрустальный. Версия 2.0
Шрифт:
Глеб раздраженно стукнул по вопросительному знаку. Какого хрена, подумал он, что он мне голову морочит? Очень мне нужны его логические рассуждения.
– Мне, видимо, придется все-таки связаться с твоим Вольфсоном. Дай мне его адрес – и если он согласится, мы отловим Чака. Я сейчас тебе все объясню.
План Горского был прост. Вольфсон должен послать Чаку письмо: вроде бы письмо на лист, но получит его один Чак. В этом письме надо дать ссылку, которая Чака заинтересует, – и когда он пойдет по ссылке, сервер зафиксирует IP-адрес:
– Иными словами, – объяснял Горский, – мы будем хотя бы знать, в Москве он или нет, и, таким образом, сузим круг подозреваемых.
– А почему нельзя просто написать ему письмо с этой ссылкой?
– Потому что, если он параноик, то пойдет через анонимайзер, и мы ничего не узнаем. А так он ничего не заподозрит. И к тому же, если понадобится, мы можем похожим образом определить IP-адреса остальных подписчиков и узнать, не повторится ли этот адрес еще раз. Скажем, у Абрамова или у тебя.
– У меня не повторится, – ответил Глеб.
– Помнишь, ты объяснял принцип презумпции виртуальности? Если добавить к нему обычный принцип детективного жанра, становится ясно: подозревать надо всех. Даже меня можно подозревать в том, что я не существую. Например, давно умер. У Гибсона есть герой, который умер, а мозг его в компьютере, – может, это про меня как раз?
– Кто такой Гибсон? – спросил Глеб.
– Писатель. Киберпанк.
Что такое киберпанк, подумал Глеб. Панк за компьютером? Программист в майке с Егором Летовым? Гибрид Оси и Бена?
– В привычном смысле слова тебя и не существует, – ответил он, почему-то вспомнив Оруэлла. – Есть какой-то человек, с которым я говорю. Он и есть "ты". Больше мне про тебя ничего не известно. Если тебя зовут не Горский, а, скажем, Речной – что от этого изменится?
– Если Речной – ничего. А если Абрамов или Вольфсон – многое. – Горский отправил Глебу очередной смайлик и спросил: – Знаешь ведь старую шутку про то, что трудно поймать черную кошку в темной комнате?
– Да, – ответил Глеб. – Особенно если ее там нет.
– Вот это в виртуальных делах самое интересное. Мы можем поймать Чака – человека, которого давно нет, – только потому, что ловим в мире, которого нет. Ловим виртуала на виртуальную наживку в виртуальном мире.
Глеб ответил смайликом, а Горский написал:
– В этом есть своя логика. Преступление совершено в Интернете – там и надо ловить преступника.
– Какое преступление? – не понял Глеб.
– Кто-то выдал себя за мертвого, – объяснил Горский. – Смерть требует более серьезного отношения.
36
Вольфсон послал письмо на следующий день. В Калифорнии было утро, в Москве – вечер. Глеб ушел из Хрустального минут за двадцать пять до назначенного часа, попрощавшись с Нюрой Степановной и Шаневичем. Пока Глеб добирался
Наживкой стали фотографии выпускного вечера. Вольфсон привез их с собой в Америку и, потратив полчаса, разыскал в одной из коробок в пустующем гараже. Пять лучших отсканировал: Вольфсон и Феликс жгут Сканави, Феликс демонстрирует новые джинсы, Вольфсон поет под гитару, Вольфсон и Феликс наутро после выпуска пишут краской на стене школы "1984 г", где "г" – не сокращение от слова "год", а буква их класса. И, наконец, привет из будущего – танцуют Ирка и Емеля. Кем бы ни был псевдоЧак, он должен клюнуть.
Он клюнул. Когда Глеб законнектился из дома, его ждало письмо Вольфсона (копия – Горскому). Лаконично: четыре числа, разделенные точками. Они ничего не говорили Глебу, но, глядя на них, он подумал, что матшкольные мальчики любят цифры больше, чем мертвых и живых, потому что цифры не умирают и способны лишь менять порядок.
Он написал письмо Горскому, но едва отправил, в ящик свалилось новое письмо: Горский уже определил IP-адрес. Не Америка, не Германия, не Израиль – Москва.
– Всего каких-то одиннадцать миллионов жителей, – написал Глеб в IRC.
– Меньше, – ответил Горский. – Более того, я определил точно, откуда заходил Чак. Помнишь, вчера ночью – вашим утром – я тестировал счетчик и попросил тебя зайти ко мне на тестовую страницу. Так вот, у Чака IP такой же, как у тебя.
– Это не мог быть я, – ответил Глеб. – Я был в метро.
– Это не ты, – ответил Горский. – Это человек, зашедший с того же компьютера. Ты ведь из офиса на тестовую страницу заходил?
– Да.
– Значит, Чак сейчас в Хрустальном. Или, по крайней мере, был там десять минут назад.
Значит, я прав, подумал Глеб. Значит, Чак – тот, кто выдает себя за Чака, – в самом деле был все время где-то рядом. Я не ошибся, бритва Оккама не подвела. Het, Чак и убийца Снежаны – одно лицо.
– Подожди минутку, я сейчас туда позвоню, – написал Глеб Горскому и расконнектился.
К телефону подошел Шаневич.
– Привет, Илья, – сказал Глеб, – ты не посмотришь, у компьютера мой Кортасар не лежит? А то не могу понять, я ее в метро потерял или в офисе забыл.
– Нет у нас твоей книжки, – сказал через минуту Шаневич.
– А никто ее взять не мог?
– Разве что Нюра Степановна. Но она только что ушла.
– А больше никто не появлялся?
– Только мы вдвоем и были.
– Значит, в метро посеял, – притворно вздохнул Глеб.
Гласнет был занят минут пять, но когда Глеб снова вышел в Сеть, Горский еще был онлайн.
– Значит, две кандидатуры, – подытожил он. – Шаневич и Н.С.
– Но зачем Шаневичу изображать Чака? – спросил Глеб. – Это же бред какой-то.
– Ну, у Н.С. совсем нет резона.