Гробница тирана
Шрифт:
Пока легионеры строились, Рейна и Фрэнк присоединились ко мне у костра.
– Я за тебя волнуюсь, – сказала Рейна. – Рана еще болит?
– Заживает, – ответил я, не зная, кого хочу убедить в этом больше: себя или ее. Ох, ну почему она так хороша в свете факелов!
– Попросим целителей еще раз на нее взглянуть, – пообещал Фрэнк. – Почему ты остановился на полпути?
– Просто… кое-что вспомнил. Позже расскажу. Вам, наверное, не удалось известить семью Джейсона? Талию?
Они обменялись расстроенными взглядами.
– Конечно, мы пытались, – сказала Рейна. – Из близких у него осталась только Талия. Но из-за проблем со связью…
Я кивнул: неудивительно. Одной из самых мерзких гадостей, устроенных Триумвиратом, было то, что они заблокировали все виды магической связи, доступной полубогам. Почта Ириды не работала. Письма, отправляемые с духами ветра, не доходили до адресатов. Даже технологии смертных, которыми полубоги предпочитали не пользоваться из-за того, что те привлекали монстров, были совершенно бесполезны. Понятия не имею, как императорам удалось провернуть такое.
– Хотел бы я дождаться Талию, – вздохнул я, наблюдая, как носильщики гроба из Пятой когорты спускаются с основания костра.
– Я тоже, – согласилась Рейна. – Но…
– Знаю, – кивнул я.
Римляне считали, что похороны следует устраивать как можно раньше. Без сожжения тела дух Джейсона не мог отправиться дальше. Похороны дадут возможность живым оплакать утрату и оправиться… или хотя бы отвлекут их внимание от грядущих угроз.
– Давайте начнем, – сказал я.
Рейна и Фрэнк снова встали в первом ряду.
Я заговорил: ритуальные строки на латыни сами собой срывались с моих губ. Я произносил слова, которые подсказывала интуиция, но едва понимал их смысл. Своей песней я уже почтил память Джейсона. Она шла из самого сердца. А теперь оставались лишь необходимые формальности.
Частичка моего сознания задавалась вопросом: неужели именно это происходило со смертными, когда они молились мне? Возможно, они просто по привычке совершали движения и повторяли заученные строки, а в мыслях были далеко, и прославление меня их вовсе не интересовало. Странно, но это показалось мне… вполне понятным. Теперь, когда я был смертным, может быть, стоило тоже задуматься о ненасильственном сопротивлении [21] богам?
21
Ненасильственное сопротивление – форма политического протеста, исключающая насилие (забастовки, бойкоты, протесты и т. п.).
Я закончил свою речь.
Жестом скомандовал аурам начать пир, возложив первую порцию на гроб Джейсона, чтобы он символически разделил последнюю трапезу со своими собратьями в мире смертных. Римляне считают, что когда это будет сделано и костер будет зажжен, душа Джейсона сможет пересечь Стикс.
Но прежде чем факелы коснулись костра, вдалеке послышался полный скорби вой. Затем он раздался снова, на этот раз гораздо ближе. По рядам полубогов пробежало беспокойство. На их лицах не было тревоги, но они были явно удивлены, словно не рассчитывали на визит неожиданных гостей. Ганнибал заворчал и топнул копытом.
Со всех сторон из сумрака выступили серые волки – десятки крупных зверей оплакивали смерть Джейсона, который был частью их стаи.
Прямо за костром, на высоких ступенях храма Юпитера, показалась самая большая волчица, ее серебристая шерсть мерцала в свете факелов.
Легионеры, все как один, затаили дыхание. Никто не преклонил колен. При встрече с Лупой, богиней волков, нельзя падать ниц или выказывать слабость. Мы с почтением стояли, не двигаясь с места, пока стая нас окружала.
Наконец Лупа остановила на мне свои желтые светящиеся глаза. Поджав губу, она отдала мне короткий приказ: «Подойди».
А затем развернулась и скрылась в темном храме.
Ко мне подошла Рейна:
– Похоже, богиня волков хочет поговорить с тобой с глазу на глаз. – Она обеспокоенно нахмурилась. – Мы начнем пир. А ты иди. Надеюсь, Лупа не злится. И не голодна.
10
Поем все вместе:
Нам не страшен серый волк
А вот я боюсь
Лупа была и зла, и голодна.
Бегло по-волчьи я не говорю, но провел достаточно времени рядом со стаей сестры и кое-что знал. Чувства улавливались проще всего. Язык Лупы, как и других волков, состоял из взглядов, рычания, шевеления ушами, различных поз и феромонов. Он был весьма изыскан, хотя не слишком подходил для сочинения рифмованных стихов. Поверьте, я пытался. Но с «грр-ррр-ав-рр» ничего не рифмуется.
От ярости, вызванной смертью Джейсона, Лупу била дрожь. Судя по концентрации кетонов в ее дыхании, она не ела уже несколько дней. От злости она становилась голоднее. А от голода – злее. Трепещущие ноздри волчицы говорили ей, что рядом находится отличная упаковка человеческого мяса – я.
И все же я последовал за ней в огромный храм Юпитера. Выбора у меня не было.
Золоченый изогнутый куполом потолок открытого павильона поддерживался кольцом колонн, каждая из которых по высоте и толщине не уступала секвойе. Пол украшала яркая мозаика с латинскими надписями: пророчествами, фрагментами хроник, грозными фразами о том, что тех, кто не вознесет молитву Юпитеру, тут же поразит его молния. В центре, позади мраморного алтаря, возвышалась золотая статуя отца – Юпитера Оптимуса Максимуса – в шелковой пурпурной тоге размером с парус. Он был суров, мудр и имел поистине отеческий вид, хотя в реальности ему было свойственно лишь одно из этих качеств.
Когда надо мной нависла его фигура с молниями в руке, мне захотелось съежиться и молить о пощаде. Конечно, это всего лишь статуя, но тот, кому довелось пострадать по воле другого, меня поймет. Сущая мелочь может пробудить старые страхи: взгляд, звук, похожая ситуация. Или пятидесятифутовая золотая статуя обидчика – она тоже отлично подойдет.
Лупа стояла перед алтарем. Туман окутывал ее мех, и казалось, что она состоит из испаряющейся ртути.
Она сказала мне: «Твое время пришло».