Гробовщик. Дилогия
Шрифт:
– Не маловат ли ты для такого?
– А больше ваш Мир никому не нужен, – грустно улыбнулся он.
– А тебе?
– А мне Лёху с Леськой жалко.
Я прямо опешил:
– Так это ты из жалости их сюда затащил? Вообще-то, Зона не место для детей. Здесь умирают.
– Затащил их сюда не я, а то, что вы называете артефактом. «Золотая рыбка» – слыхал про такой?
Я отрицательно покачал головой.
– А на счёт смерти, – продолжил мальчик. – Это вы сюда умирать приходите, А они пришли жить.
– Мы не сами сюда приходим, – возмутился я. – Нас заставляют. Если мы
– Убьют. Но умирать вы приходите СЮДА, – он ткнул пальцем в траву под ногами. – Представь, что, некие приговорённые к смертной казни, заявятся к тебе под окна, или прямо в квартиру, чтобы сдохнуть у тебя на глазах. И давай: кто кухонным ножом себе горло режет, кто пальцы в розетку суёт. А по ходу, серебряные ложечки воруют. Как ты к такому отнесёшься?
Я пожал плечами. От этого движения вдоль позвоночника полыхнуло болью, но тут же отпустило.
– Как тебя зовут? – спросил я, меняя тему.
– Зови Генка, – пожал плечами мой собеседник. – Или Сашка. Или Колька. Короче, как тебе понравится, так и зови.
– И как же ты за Зоной присматриваешь, Генка?
– Группа придурков, которых вы почему-то называете учёными, придумали аппарат, который периодически делает из вашего пространства друшлаг. Через получившиеся дыры лезут всякие всячины. А я, чтобы они здесь не натворили дел, прикрываю их замками.
– Аномалиями? – осенило меня.
– Да называй, как тебе хочется.
– А артефакты?
– Это свёртки чужих миров, чужого пространства под воздействием физики вашей Вселенной.
– Больно мудрёно, – покачал я головой.
– Ну, проще я сказать не смогу, Генка почесал затылок и продолжил. – Они лезут в ваш мир, как фарш из мясорубки. Здесь их, как говорит Лёшик, колбасит и плющит, они теряют одни свойства, приобретают другие… А потом полученными микроскопами вы забиваете гвозди.
– А мутанты?
– Какие мутанты? Несколько зверушек, которых занесло к вам с той стороны, и они при этом не сдохли? Они же безобидные…
– Снорки безобидные? Или кровососы? Или вот эта тварь, которая Жеку Речицу убила…
– Это Акушер что ли? Ты знаешь, что его создавали для опыления мёртвых миров спорами жизни? Что он ходячая фабрика этих самых спор. А вы в него из пистолета! Вот он и шарахнул акустикой. Ходит теперь, совестью мучится, бедолага… А на счет снорков и кровососов, это не ко мне. Это пускай ваши учёные объясняются. Научились, уроды, ДНК скрещивать…
– Выходит все они…?
– Они, они. И бюреров они, и контролёров, псевдогигантов всяких. Всё никак не успокоятся. Идеального бойца, видишь ли, им заказали. Про чернобыльских псов старожилы и слыхом – не слыхивали. А нынче уже штук пять бегает по Зоне. Из опасных, сюда разве что Химеру и забросило. Но и она… Это же всё равно, что электрический угорь. Не трогай её, и она током биться не будет. Тем более, что Химера и мясо не жрёт. Она из воздуха бактерии поглощает, как кит планктон, тем и сыта. Ей, как дезинфектору, цены нет. Она же любое болото в озеро Байкал превратит, дай только срок. А вы, как увидите, так сразу за оружие хватаетесь.
Мы помолчали.
– И что дальше? – спросил я.
– Пойдём, – сказал Генка, взял меня за
– Смотри.
Покачиваясь на редких волнах, из реки на меня глянуло чудовище. Спину его перекашивал уродливый горб, лицо… Да разве можно было ЭТО назвать лицом! Левый глаз заплыл и съехал куда-то к виску, второй, наоборот, чуть на выкате, нос свёрнут на бок. От левого уха остался лишь обрубок. Вдобавок верхнюю губу рассекала заячья губа, из-под которой торчал кривой клык. Ну и штук пять корявых шрамов вдоль и поперёк лица на закуску. Не веря, я поднял руку. Урод в отражении сделал тоже самое.
– Выбирай, – предложил Генка. – Или сдохнешь, или будешь жить, но вот таким.
– За что? – прохрипел я. – Что я тебе сделал?
– Да, и первое время, пока все не срастётся по-новому, – не отвечая на вопрос, продолжил мальчик. – Тебе будет больно. Очень больно.
– За что? – повторил я.
Мальчик вздохнул:
– А я здесь причём? Это я тебя из лагеря перед выбросом выгнал? Или это я тебя могилы заставил раскапывать?
– Но Комар…
– Комар не ко мне, к тебе является, – сказал Генка нетерпеливо и снова: – Выбирай.
– Да уж лучше сдохнуть, – сказал я после паузы и сел на траву. – Только ты, сколько можно, «анальгин» свой не выключай. Устал я что-то от боли.
– Молодец, – с сарказмом сказал мой собеседник. – Герой! А дети как же?
Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза. Я первым не выдержал.
– Ну, ты и зараза! – с ненавистью сказал я.
– Они же посидят, посидят, голодные, да и пойдут искать пропитание, – будто не слыша меня, продолжил Генка. – Тебе какой вариант больше по-душе: чтобы они к Ломтю и Компании в гости забрели, или чтобы на подходе к КПП их с пулемёта срезали. Есть ещё вариант с минным полем. Собаки опять же слепые бегают в округе. Голодные. А, допустим, повезёт им несказанно, и доберутся они до солдат. Их же, в лучшем случае, обратно в детдом отправят. «Ырыски кюшать».
– Урод, скотина! А я что могу? Как я им тут жизнь налажу?
– Как там у вас в поговорке: «Взялся за гуж…»?
– Господи, когда же всё это кончится? – простонал я.
– Я так понял, умирать ты передумал?
Я выматерился и угрюмо кивнул.
– Тогда – держи, – сказал Генка и лупанул своим старинным фонарём мне по виску. Вспышка, боль, звон разбившегося стекла… И темнота.
Часть четвёртая или Таблетка бессмертия
Сутки после Выброса я валялся без памяти. Благо, дети меня выкопали да в дом затащили. И как хватило силёнок у этих малявок…
Но не успел в себя прийти, как засобирался в Лагерь. По всем подсчётам выходило, что из срока, который дал Киров, меньше суток оставалось.
Вот тут и выяснилось, что ходок нынче из меня никудышний. Позвоночник мне так перекрутило, что стоять я мог только полусогнутым, перекошенным на бок. Рёбра при вдохе болели нещадно. Ко всему прочему, колено левой ноги отказывалось полноценно сгибаться. Натуральный Квазимодо, в общем.