Гробовщик. Дилогия

Горан

Вот представьте: всю жизнь копил и наращивал капитал, достиг сотого или вообще, хрен знает какого миллиарда. Казнил и миловал. Ломал и коверкал судьбы тысячам и миллионам простых работяг. Проигрывал в карты и выигрывал в рулетку города и страны. Постиг все виды наслаждений… Как вдруг – хлоп! – захлопнулась крышка гроба. И этим сравняла вчерашнего небожителя с последним бомжом. Это давило на психику и делало бессмысленными долгосрочные инвестиции.

История сохранила многочисленные следы попыток как-то исправить сложившуюся ситуацию. Сколько денег было вбухано во всевозможные эликсиры бессмертия! Сколько ловкачей нагрели руки или сложили буйны головы,

торгуя философскими камнями и прочими атрибутами долгожительства! И всё тщетно: даже всемогущий Дерик Рокофеллер, перенёсший пять пересадок сердца и доживший аж до ста девятнадцати лет, таки скончался.

В двадцать первом веке мировой капитал изменил свою тактику. Вместо финансирования очередного авантюриста, был создан аналитический центр, который под вывеской международного благотворительного фонда стал контролировать все научные разработки, ведущиеся в нужном направлении.

Он-то и курировал Кораблёва, в числе многих, надеясь, что однажды кто-то из них преподнесёт сильным мира сего таблетку бессмертия.

Я усмехнулся. Разные мы с Кораблёвым, а судьбы сошлись.

Ведь и он, и я, жили себе, жили. Как вдруг перевелись стрелки на жизненной колее, и мы оказались здесь, в Зоне. С разных сторон. Его через парадные двери встречали. Меня чёрным ходом провели. А итог всё равно одинаковым оказался. Оба мы теперь калеки, которых только и можно, что в колбе заспиртовать. А лучше – пристрелить от греха.

Мы отъехали от Лубяного метров триста, перевалили через мосток через неширокую речушку, когда сразу, без предупреждения, без порывов ветра и мелкой капели, на нас обрушилась стена дождя. Полыхнула молния, уши заложило от грома. Здоровяк и Малой вздрогнули и перешли на рысь. Вот только куда? Стена воды была такая плотная, что было трудно не то чтобы рассмотреть – дышать. Казалось, вот-вот захлебнёшься.

Сзади закашлял – забулькал Кораблёв. Я обернулся и помог ему лечь на бок. Крикнул:

– Лежи, а то за борт смоет!

Телегу трясло на ухабах. Похоже, мы съехали с дороги и теперь мчали по целине неведомо куда. Я попытался натянуть поводья и переждать ненастье на месте. Но, куда там! Здоровяк и Малой пёрли, как два трактора «Беларусь» в посевную. Хрен остановишь! Я сдался и лишь наклонил голову лицом вниз, чтобы дождь не так заливал глаза.

Пару раз мы миновали в опасной близости «Комариную плешь», которую я распознал по особому хлюпающему звуку, да однажды обдала горячим паром «Жарка».

Примерно через полчаса гроза стала стихать, я снова попробовал притормозить своих «лошадок». Как ни странно, на этот раз получилось. Телега моя остановилась, и я спрыгнул с неё, осматриваясь. Судя по всему, находились мы – ряска, затхлый запах, осока, камыш – на краю большого болота. Впереди слева возвышалась какая-то серая тень. Я присмотрелся. Неужели дебаркадер? Точно! Вон борт железного поплавка, а вон – обшарпанная двухэтажная надстройка из дерева. Каким ветром тебя сюда занесло?

Я подвёл свою повозку ближе. Носом дебаркадер приткнулся к берегу, его корма свободно покачивалась на волнах. Начавший стихать дождь снова усилился. Я слез с телеги и толкнул Кораблёва в бок.

– Слезай.

– Что там? – спросил Кораблёв. – Приехали? Уже лагерь?

Я молча обхватил учёного за талию и поволок к дому на болоте. Подсадил, помогая взобраться на борт.

– Что это? Где мы? Куда… – Кораблёв не сопротивлялся, но так и сыпал вопросами.

– На дебаркадере, – наконец ответил ему я и тут же об этом пожалел. Потому что град вопросов лишь усилился.

Тут было и «На каком дебаркадере?», и «Откуда он взялся?», и «Мы что – на реке?»

Дверь в двухэтажную надстройку была не заперта – висела на одной петле. Внутри было темно, пахло плесенью и гнилым деревом. Голос Кораблёва порождал глухое эхо. Он вертел головой по сторонам, хмурил лоб, будто что-то видел своими кляксами.

– Ты знаешь, а я…

– Заткнись, – сказал я ему, ткнул локтём в бок и достал пистолет из кабуры. Учёный поперхнулся, я – прислушался. Мы стояли в коридоре, упиравшемся в большую комнату. Там было темно. В который раз я напомнил себе, что при следующей встрече с Ломтем нужно обязательно стребовать с него фонарик.

Слева и справа светились проёмы кают без дверей. Я заглянул в одну. Свет поступал через большой иллюминатор. В комнате была ржавая пружинная кровать с кучей тряпья на ней, стол, на котором был слой пыли толщиной с палец, и пара стульев. Я завёл Кораблёва в комнату, усадил на заскрипевший стул.

– Раздевайся, – скомандовал я. – Выжми одежду, а-то простудишься.

И сам последовал своему совету. Разделся до трусов. Как мог скрутил, выдавливая воду, штаны и куртку. Носки повесил на спинку ещё одного стула. Потёр одной ступнёй о другую. Зябко.

Кораблёв тоже снял курку, рубашку и стал их выкручивать.

– Посиди пока тут, – попросил я учёного и прошёл обратно в коридор. Снова прислушался.

Тихо. Только барабанная дробь капель по полу и какое-то непонятное гудение вверху слева. Я всмотрелся в темноту большой комнаты. Ничего. Видимо источник находится на втором этаже. Жаль было использовать спички для освещения, но, что делать, я зажёг одну и всмотрелся в круговорот теней и сполохов света впереди. Помещение было пустым, бурые, почти чёрные от плесени стены, в которых зияли два проёма с лестницами. Одна вверх, другая вниз. Я подошёл к той, что уходила вверх, спичка погасла, и осторожно попробовал стать на первую ступеньку. Ни скрипа, ни треска. Выдержала. Ещё шаг, ещё. Зажёг новую спичку. Лестница привела в такое же большое помещение, как и на первом этаже. Слева в углу светился, при этом совершенно не давая света, эдакий объёмный ромбик салатового цвета. Вроде бы такая фигурка октаэдр называется. Гудение шло от него.

По тому, как стояла это штука на остром торце, покачивалась из стороны в сторону, но не падала, ясно было, что передо мной незнакомый артефакт. И окружен он был аномалией алого цвета диаметром метра с полтора, тоже мне неизвестной. Надевать холодную мокрую одежду или выходить наружу под дождь голышом, вырезать щуп, возвращаться и ковырять им незнакомую аномалию жуть как не хотелось.

Ладно, решил я, пока просто запомним место.

Спустился обратно. Поколебался, не проверить ли вторую лестницу, ведущую в трюм. Оттуда пахло гнилью и плесенью. Бр-р-р. Вернулся в комнату к Кораблёву. Тот уже тоже разулся и разделся до трусов. Вертел в руках какую-то книжку.

Я сначала не понял, потом удивился: «Он же говорил, что ослеп!»

Учёный, глянул на меня и смущенно улыбнулся.

– Странные дела. Снаружи я видел будто в инфракрасном свете. Тёплые предметы выделялись на чёрном фоне. А здесь потихоньку стало всё проясняться. Вот, – он протянул мне книжку. – «Записки о Шерлоке Холмсе». Правильно?

Я кивнул молча.

– По-моему всё дело в вибрации, которая идёт сверху. Ты ходил наверх? Что там?

Я пожал плечами.

– Похоже, какой-то артефакт, – сказал Кораблёв. – Надо будет потом глянуть.