Гром небесный
Шрифт:
В полдень мы вдвоём закончили есть, и я могла идти. Мария приготовила пузатый котелок, куда она налила суп и в придачу положила кусок свинины и полпалки колбасы.
— Он всегда берёт с собой этот котелок — он не очень тяжёлый, и его можно повесить над огнём.
В сумку она мне положила ложку, миску и хлеб.
Я пошла по тропинке, и мне было непривычно, что передо мной не бежит Боб. Ветер дул всё так же сильно, без конца кружа вихрем листья и поднимая их вверх. Каштаны качались и трещали. Во время ходьбы я не мёрзла. Ветер дул мне в спину, и я чувствовала, как он пронизывает
Думая об этом, я не могла не обойти мыслями прошлую ночь. Тепло Марии, которого было достаточно, чтобы разбудить меня, немного смущало.
С тех пор, как я встала, я чувствовала — что-то изменилось. Конечно же, я думала о Марии и о Леандре, о той жизни, которую они вели многие годы, постоянно ссорясь без причины, но и не только об этом.
Ветер всё также подгонял меня в спину, а листья, подлетая, задевали мне лицо и ноги. Я проделала уже три четверти пути, как вдруг осознала, что с самого утра у меня перед глазами стоит лицо Марселя.
Я остановилась. Но больше я не была в состоянии недельной давности, теперь я была способна думать.
Неужели я действительно хотела видеть Марселя?
Я знала, что по пути я не смогу избавиться от этой навязчивой идеи. Но, несмотря на это, я подняла котелок и пошла быстрее. Тропинка поднималась теперь между целиной и лугом. Деревьев, которые могли бы защитить меня от ветра, который дул мне теперь в правый бок, больше не было. Я побежала, но под сенью сосен вынуждена была остановиться, чтоб отдышаться.
Только я хотела двинуться дальше, как на меня набросился Боб. Из-за него я чуть не упала со своим котелком, но ругать его не стала. Со времени моего приезда сюда, это был первый раз, когда я не видела его полдня. Я погладила его по голове, и мне ничего другого не оставалось, как следовать за ним к Леандру.
Леандр уже срубил пять больших сосен и обломал им ветки. Теперь он вязал хворост, и поэтому я не слышала стука. Когда он увидел меня, то сначала очень смутился, а потом грустно улыбнулся. Я решила, что лучше всего сделать вид, как будто так и надо, и крикнула:
— Обедать, лесной человек, обедать!
Тогда Леандр подошёл ко мне и сказал:
— Идти слишком далеко, не нужно было…
Но я чувствовала, как он счастлив, что я пришла. По дороге суп остыл, и надо было развести костёр. Но здесь, на верху холма, и из-за сосен и ветра этого делать было нельзя. Мы спустились к ручью. Там, рядом с костром, который Леандр развёл между двух камней, было так хорошо. Ветер едва ощущался, но было слышно, как он дует над нами, завывает и как трещат от него ветки. Он метался над долиной, почти не опускаясь в её низину. Ему удалось взметнуть лишь пару листьев, которые медленно опускались на землю. А ещё было забавно наблюдать, как дым нашего костра поднимался прямо, а потом, встретив наверху ветер, трепетал и сразу изворачивался.
Леандр сидел на земле, напротив меня. Я смотрела на него сквозь дым — он всё так же грустно улыбался. Когда суп подогрелся, он захотел, чтобы я тоже налила себе тарелку. Я не заставила долго себя упрашивать, потому что по пути очень проголодалась.
Леандр съел всё, что осталось, натёр котелок и тарелку песком и вымыл их в ручье. Затем он сел рядом со мной. Я ясно видела, что он хочет мне что-то сказать и что это облегчит его душу, но я не знала, как подвести его к этому разговору. В итоге он прокашлялся, плюнул в огонь, повернулся ко мне и, глядя мне прямо в глаза, сказал:
— Вчера вечером я вёл себя очень мерзко.
— Да, немного. Но это из-за меня.
— Нет, такое бывало и раньше… И даже хуже.
— Ничего, зато то, что вы сделали для меня, — неоценимо.
— Не будем об этом. Теперь ты можешь жить спокойно. С Марселем покончено. И е только благодаря мне. Я узнал, что на нём висит одно грязное дельце, так что в его же интересах залечь на дно.
Больше Леандр не затрагивал темы с Марселем. После долгого молчания он спросил:
— Что конкретно я сказал вчера Марии?
Я подумала и ответила:
— Я не помню точно. Но это было достаточно грубо.
Он низко опустил голову. Мне стало его жаль, но я вспомнила о Марии и добавила:
— Вы не должны столько пить. Я не понимаю, вы же можете так долго не брать в рот ни капли, и вдруг…
Он выждал немного, а потом поднял голову и сказал:
— Это сильнее меня.
— А оскорблять Марию, как вчера, да ещё обзывать её шлюхой — это тоже сильнее вас?
Леандр поклялся, что не помнит, чтобы называл её так. Подумав секунду, он спросил меня, всё ли это, что он сказал Марии обидного. Я поколебалась, зная, как ему будет тяжело, если я скажу правду. Но потом решилась сказать всё. Он вздрогнул и снова поклялся, что на трезвую голову никогда не упрекал за это Марию. Он понимал, что не её вина, если она не может иметь детей. Он догадывался, что она очень страдала, и не меньше его.
Я почувствовала, что он очень несчастен, и чтобы облегчить душу, ему нужно выговориться. Для него слова были, как слёзы для Марии.
В какой-то момент он остановился, вздохнул и тихо сказал мне:
— Знаешь, малышка, Когда понимаешь, что жизнь не удалась, хочется завести ребёнка. Ты начинаешь остро нуждаться в нём. Хочется сделать так, чтоб хотя бы у него всё в жизни получилось.
Он опять замолк, а потом поднял голову и, показав на долину, воскликнул:
— Видишь, мы в тупике. И я тоже! Я сам как тупик! После меня ничего не останется.
И он снова начал говорить. Он долго рассказывал мне, как собирался стать великим актёром. Брассак — это название его родной деревни. На самом деле, его фамилия — Дюран, но, когда он играл в театре, то взял себе псевдоним Антонен де Брассак. Теперь ему всё равно, если его называют Дюраном, но, когда он пьян, то требует именовать ct,z только Брассаком. Это я уже заметила. Также он объяснил мне, что женился на Марии в сорок лет, когда его театральная карьера провалилась окончательно. Он был без денег, без работы. А у неё была своя земля, и он переехал к ней. С тех пор он ездил в Лион только, чтобы напиться и выставить себя напоказ.