Гром справа (Гром небесный)
Шрифт:
«Не буду».
«И что бы ни случилось, ты не устраивала трагедии ради ерунды, Дженни… Разве ты не видела, как для нас в лесу открылись золотые ворота? И не слышала трубы?»
«Оркестр».
Он поцеловал ее и быстро отвернулся. Секунда, и он на коне. Большой скакун с белыми глазами отбросил голову назад, прижал уши и заходил ходуном, шевеля хвостом. Луи еще не отпустил уздечку, сказал ему что-то, потом нервно взглянул на Стефена. «Уверены, мсье? Он не любит незнакомых и всегда чудит во время грозы, даже со мной».
«Справлюсь. Когда доберусь до Гаварни, он будет достаточно тихий, будет гром или нет. Отпускай его, Луи, и спасибо!»
Луи сделал
Теперь Стефен пытался заставить кружащегося коня вернуться на дорогу. Он тянул его зловредную голову вбок, шевелил левой ногой, но конь упрямо пытался сбросить его через плечо. «Вот черт», — сказал Стефен жизнерадостно, и они еще раз развернулись.
На этот раз конь развернулся правильно, но неожиданно замер, подняв облако пыли. Стефен опять засмеялся, что-то сделал вожжами и ногами; злобно стуча копытами, жеребец галопом понесся вниз по долине.
Луи непроницаемо взглянул на Дженнифер, вскочил на одну из лошадей, пробормотал ей какое-то слово, и они поскакали к реке. Топот копыт быстро затих. Долина показалась неожиданно очень пустой, одинокой… Дженнифер повернулась и толкнула ворота монастыря.
18. Терпение: подчеркнуто ритмично
Снова пошел дождь. Большие капли одиноко стучали в окно, задавали мягкий, неровный ритм. За стеклом долина плавала в жидком зеленом свете, сверхъестественная под серо-голубым небом, перечеркнутым бледными диагоналями воды.
Монастырь казался покинутым. Монахини или учили приютских сирот с противоположной стороны здания, или занимались каким-то своим другим нешумным делом. Дженнифер никого не встретила по пути вверх в коридор над трапезной. Она помылась, поменяла мятое и грязное платье и теперь сидела на подоконнике в конце коридора, завернувшись в пальто, как замерзший призрак, и напрягала глаза, чтобы разглядеть, что делается в долине. Там ничего не было, кроме серебряных стрел дождя.
Она сидела тихо, сложив руки на коленях, сдерживала бег мыслей, заставляла себя ждать, ждать…
В долине никого не было, кроме мокрого ветра.
Но нет, она ошиблась, Кто-то там был. Побежал вверх по горе от Пти-Гав к воротам монастыря.
Порыв ветра тряхнул ветку винограда у окна, она покрыла стекло каплями, полностью затуманила все. Дженнифер наклонилась вперед… Знакомая фигура укрывается от дождя, бежит по траве. Челесту ураган гонит с тайного свидания у реки… Значит, правда, про Челесту и Луи. Губы Дженнифер непроизвольно изогнулись, когда она увидела цветы в руке Челесты. Наверное, еще горечавки для бедной покойницы. Если цветы были просто извинением, оправданием для того, чтобы встречаться с возлюбленным, все девушкины колебания, мучения и странная реакция объясняются. Нужно отметить, что она спокойно отвечала, когда поблизости не было казначейши.
Еще воспоминания — взгляд доньи Франциски на девушку, явная ревность к ее заботе о могиле, красивый маленький молитвенник… Дженнифер встала, когда Челеста подошла снизу к воротам. Лучше никому не видеть, как она наблюдает за долиной. Быстро прошла по коридору. Сосредоточенность на собственных переживаниях чуть-чуть потеснилась для острого чувства жалости к девушке, такой молодой, невежественной, повязанной по рукам и ногам дисциплиной и верой. Теперь эти связи рвутся, так и должно быть, натягиваются между страстной гасконской натурой и ограниченной чистой жизнью, единственной, какую она знала. Ничего странного нет в том, что она плачет и мучается в церкви. И ничуть не удивительно, что она рискует всем, что у нее есть, чтобы опять увидеть красавца Луи на золотом скакуне.
Похоже, Челеста на этот раз успела к службе. Колокол теперь зазвонил с очевидным символическим смыслом, точно призыв к преданности. Три ноты, уносимые ветром. И снова три. Дженнифер неуверенно взглянула на часы. Шесть? Два часа назад Стефен ушел в долину, и все еще не было ни света, ни торопливой машины, никаких освободителей…
Девушка сурово прикусила губу, почувствовав, что волна паники заливает ее мозг. Буссак не обидит Джиллиан, в этом они, наверняка, правы. А если он ее увезет, то их найдут и выследят. Он ее не обидит. Единственная опасность — донья Франциска, а она заперта в церкви до половины одиннадцатого, когда закончится служба.
Или нет?
Колокол теперь звонил постоянно. Дженнифер быстро провела расческой по волосам, взглянула в зеркало и отправилась все выяснять.
Ее шаги глухо стучали в тусклом коридоре, деревянная лестница скрипела и трещала, плиты пола в пустой трапезной глухо звучали под ее каблуками. Тоннель населяли завывающий ветер и холодный голос колокола.
Церковь, теплая и сияющая от света полусотни свечей, напоминала другой мир, заполненный плавающими огнями, тенями и запахом воска. Летающие аккорды двигались и сгущались в воздухе, святые и ангелы на алтаре возышались и парили. Дженнифер опустилась на колени в темном углу у стены, как раз когда музыка дошла до вершины, и колокола затихли.
Донья Франциска сидела на обычном месте, немного в стороне, прямая и неподвижная, как резные фигуры за ее спиной. Самоуглубленное аскетичное лицо поблескивало при свечах, будто у статуи, не выражая ни добра, ни зла. Дженнифер, глядя на нее будто новыми глазами, видела как постоянный самоконтроль отпечатался на ее губах, руках, веках. Все направлено на то же самое терпеливое ожидание, ожидание… Но рубин на груди бился, как пульс.
Все еще шел дождь. Темнота сгущалась вокруг освещенного здания, за окнами была уже ночь, и черные стекла сверкали только отражением свечей и лампады. Дождь бился о стены, ветки стучались в окна, но занавес над дверью висел тихо, и пламя свечей не колебалось. Музыка кружилась и взлетала в трезвом латинском экстазе. Дженнифер, склоняясь в углу, опиралась на спинку стула перед собой и старалась ни о чем не думать, выкинуть из головы маленькую ферму с закрытой дверью и пустыми окнами и лицо Джиллиан в колышащейся темноте. Они, наверное, уже там. Стефен и полиция придут вовремя. Ничего нельзя сделать. Остается только ждать.
Как ни странно, служба в конце концов закончилась. Все в тишине побрели в трапезную. Дженнифер обнаружила, что сидит рядом с настоятельницей и даже умудряется есть, но, хотя она должна бы проголодаться, замечательный монастырский барашек был на вкус, как пепел, а яблоки, последовавшие за ним, должно быть, выросли на берегу Мертвого моря. Она очень радовалась обычаю читать трогательные книги вслух во время еды. Это позволяло не разговаривать с настоятельницей и не отвечать в присутствии доньи Франциски на вежливые вопросы о том, как провела день. Дженнифер коротко взглянула в ближнее окно. Бесполезная затея, окна превратились в прямоугольники ревущей темноты, от которых отражался свет ламп. Журчал голос читающей монахини, глаза испанки наблюдали с другого конца стола, Дженнифер смотрела в тарелку и ждала…