GROND I: Блицкриг
Шрифт:
Впереди показался свет – тускло-красный, мерцающий, как от догорающих в камине углей.
– Там что, пожар? – Ольга с тревогой вглядывается в переливающееся сияние.
– Там окно.
Мерцающий свет становился все сильнее, еще пара шагов и они выходят из узкого коридора в широкий зал с высоким потолком, одна из стен которого целиком стеклянная, и от увиденного за стеклянной стеной у Ольги перехватывает дыхание.
Низкие оранжевые облака с черными краями, необычайно густые, тянущиеся над грязно-серой каменистой равниной во все стороны до самого горизонта, туда, где поднимаются высокие горы с плоскими, будто срезанными вершинами.
Солнца не видно, но достаточно
– Духовка, надо же, я все время была в Духовке!
Никакая это не Земля, это Венера. Но ее гравитометр, встроенный вместе с часами, все время показывал и показывает в данный момент эталонные земные 1G, а не положенные на Венере 0.92, создавая иллюзию нахождения на третьей планете от солнца. Кто-то не только изменил время в часах, но и подправил программное обеспечение гравитометра, так, чтобы она ни в коем случае не могла узнать, где находиться.
Тут женщина толчком носилок подталкивает Ольгу пониже спины.
– Здесь тебе не экскурсия. Вперед к воротам номер 3!
Они продолжают движение, а девушка нет-нет да и бросит взгляд на удивительный пейзаж за окном – она ведь впервые наблюдает чужую планету своими собственными глазами. Венера оказалась именно такой, какой описывал ее Петров – тихим подземельем под бушующим небосводом.
Вот и третьи ворота, они смыкаются сразу же, как пропускают отряд. Вспыхивают прожекторы, и Ольга понимает, что они находятся в вертикальной шлюзовой камере – колодце пятидесяти метров диаметром. Над головой огромный задраенный люк-диафрагма, а прямо перед ними поблескивает серебристыми огнями гладкий клиновидный корпус челнока ближнего радиуса действия, стоящего на трех лыжных шасси.
У откинутой аппарели их ждет высоченный мужик в скафандре с автоматов в руках, морпехи быстро поднимаются в десантный отсек
– Сто двадцать секунд до взлета, заряд установлен!
Миновав три ядовито-желтых бочонка с черной надписью Polydichloric Trinitropropane, Ольга быстрым шагом восходит на аппарель, мимоходом рассмотрев на борту челнока надпись «Отец Народов» и эмблему – шлем буденовка с красной звездой, а под ним маузер 1912, ствол которого скрещен с кавалерийской шашкой. Знакомый символ.
Последний морской пехотинец на борту, каплей уходит в кабину пилота, люки задраены, слышен гул двигателей. В полутемном грузовом отсеке Ольга и хирург перекладывают старика с носилок в закрепленную на стене медицинскую капсулу, хирург пристегивает его, надевает кислородную маску, затем передает спутнице легкий скафандр и указывает на противоперегрузочное кресло.
– Юрий, у нас на борту двое гражданских, один из них ранен, так что не вздумай выкинуть свой любимый взлет на десятикратной перегрузке!
– Вас понял, не больше трех, пристегивайтесь!
Женщина проверяет, как Ольга устроилась, остается довольна увиденным, и занимает противоположное кресло. Насосы откачивают из шлюза воздух, диафрагма расходится в сторону, запуская в колодец разогретую до шестисот градусов ядовитую атмосферу, гул двигателей переходит в надсадный рев, еще секунда, и Отец Народов отрывается от стартовой площадки, резко задирает нос и устремляется к низким облакам. Пробивая исключительно плотную атмосферу, челнок трясется, как брошенная в ручей консервная банка, шпангоуты издают противный звук сжимаемого металла, пару раз гаснет освещение. Так продолжается полторы минуты, затем грохот отступает, тяга двигателей резко падает.
– Мы на орбите, движемся к точке рандеву, стыковка через двадцать семь минут. Можете отстегнуть ремни, выпить и закусить.
В бортах челнока прорезаются иллюминаторы, через которые Ольга видит то, отчего уже успела отвыкнуть – звездное небо. По правому борту медленно удаляющийся грязно серый диск второй планеты солнечной системы. Двигатели продолжают работать, сила тяжести треть земной.
– Ну, чтоб мне никогда сюда не вернуться, – произносит Воронова и отстегивает ремни. Женщина тем временем снимает шлем, и Ольга впервые видит ее лицо. На вид хирургу около тридцати пяти, у нее красивое русское лицо с сильным подбородком и пристальными серыми глазами, которые внимательно оглядывают девушку. Женщина поправляет тугую длинную косу, затем отстегивается от кресла и идет проверять старика в медицинской капсуле.
– Так, он успешно перенес взлет, сейчас это главное. Ты как?
– Нормально.
– Есть хочешь? Пить?
– Чуть позже. Сейчас меня интересует другое – кто вы, и что это за корабль, с которым мы стыкуемся через двадцать пять минут?
Хирург садится в кресло, достает стакан-термос, делает пару больших глотков черного кофе, переводит дыхание и продолжает разговор своим спокойным мелодичным голосом.
– Капитан третьего ранга Елена Чернова, а ты у нас Ольга Воронова, бывший энсин. Итак, Ольга – Елена, Елена – Ольга, вот и познакомились, очень приятно. Я корабельный врач на «Большевике», том самом корабле, на который мы сейчас и направляемся. Слышала про такой?
Естественно, Ольга слышала про этот корабль, нет такого космонавта, который не знал бы про Старого Большевика.
ГЛАВА 2: БОЛЬШЕВИК
Тишина. Как всегда, по пробуждению ее ждет тишина. Но это другая тишина, не та, что в тюремной камере, вырубленной в скальной породе. Там тишина мертвая, неподвижная. Здесь же тишина живая, и жизнью ее наполняют многочисленные машины, неустанную работу которых можно даже не слышать, но ощущать всем телом. Тишина, невесомость и данные, идущие непрерывным потоком на обработку ее подсознанием, снова как на Высоком Доме, еще до того, как она получила сигнал SOS поздно ночью третьего января. Все, как и должно быть, она там, где должна быть – в космосе, на борту боевого корабля, в постоянной матрице. И все же, несмотря ни на что, Ольга открывает глаза медленно, с осторожностью, в приливе несвойственного ей иррационального страха – вдруг прекрасный сон растает, и она увидит над головой базальтовый потолок, с прожилками кварца и оливина, знакомыми, как линии на ладонях?
Светлое серо-голубое синтетическое покрытие, за которым броня. Девушка не в тюремной камере, а в крошечной каюте, лежит на верхней койке и может потрогать серо-голубую поверхность рукой, она приятно шероховатая на ощупь.
– Осторожно, потолок низкий.
Русский язык с сильным акцентом. Товарищ Фрунзе предупреждает ее с нижней полки.
– Спасибо, я помню.
Воронова парит в сантиметре над койкой, пристегнутая широким эластичным ремнем, что неудивительно – Большевик закончил разгон и лег на курс к Земле, двигатели молчат, невесомость. Боевой корабль – это не космическая станция с постоянной силой тяжести: привычной гравитации здесь не будет, надо привыкать, обновляя рефлексы и снова сживаясь с космосом после длительного простоя. Привыкать к невесомости, привыкать к перегрузкам, и к тесноте тоже привыкать.