Гроссмейстерский балл
Шрифт:
— Скажите, директор приехал? — спросил Филипп по телефону.
— Да. У себя, — ответила Гена Казимировна.
Надо идти. Нет, не перепишу. Отдам так, как есть… Филипп встал.
— Переписывай здесь, не стесняйся. Все мы человеки. — В голосе Кудинова не было ни злорадства, ни жалости. Просто деловой совет.
«Решил, что я перепишу втихаря, заячья душа ты, Кудинов», — подумал Филипп, но ничего не ответил…
Он не стал проходить через цех. Можно встретить Шанцова. Лучше пройти двором. Спокойней…
«Эх,
…Гена Казимировна складывала в серую папку бумаги. Сейчас она отнесет папку в кабинет. На подпись. Филипп протянул заявление. Секретарша пробежала по строчкам быстрым взглядом и посмотрела на Филиппа. Тот кивнул и улыбнулся. Гена Казимировна положила заявление поверх папки и скрылась в кабинете.
Филипп присел. Кошки нигде не видно. Той самой, рыжей, директорской. Кис, кис… Никаких признаков! Вероятно, она в кабинете…
Из кабинета появился начальник снабжения Липкин. Вместо ожидаемой Гены Казимировны. Его толстые щеки негодующе вздрагивали. Чувствовалось, что Липкину надо с кем-то поделиться. Немедленно. Иначе он просто лопнет.
— Как вам это нравится? — обратился он к Филиппу, единственной живой душе в канцелярии. — Нет, они хотят, чтобы я умер! Да, да, не смейтесь… Порядочные люди так бы и сказали: «Борис Лазаревич, умрите!» Это благородно! Нет, они мне говорят: «Борис Лазаревич, нужны кремниевые фотодиоды!» А где их достать? Когда фотодиоды выпускает один-единственный завод. Я, конечно, знаю, где их достать, но почему они уверены, что я это знаю?
— Но это должно вам льстить, — произнес Филипп, врываясь в паузу.
— Молодой человек, на этом заводе мне льстит только одно: быть на бюллетене, — объявил Липкин и вышел из канцелярии.
Гена Казимировна сообщила, чтобы Филипп ждал. У директора начальник цеха. Филипп хотел спросить, какого цеха, но не успел: секретарша вышла в коридор.
Сколько времени кануло с тех пор, как он впервые сидел в этой канцелярии? Месяц, год, столетие?.. Дело не во времени. Говорят, опыт приходит с годами. Возможно. Но иногда он приходит сразу.
Дверь кабинета скрипнула, и на пороге появился Шанцов. Значит, в кабинете был он, начальник сборочного цеха, высокий и грузный, в белом халате доктора, нет, мясника. Филипп отвернулся, делая вид, что не замечает Шанцова.
Тишина. Почему он не выходит из канцелярии?! Вот сейчас хлопнет дверь, и можно будет нормально сесть. Слышатся шаги. Они не удаляются, а приближаются к нему, к Филиппу…
Шанцов остановился совсем рядом. Где-то сверху слышится его лошадиное дыхание.
— Слушай, Филипп, я тебе вот что скажу, брат.
Филипп встал. Он хотел отойти,
— Так вот, я сообщил директору обо всем. Правду сказал. О том, что я тебя сбил с костылей. И вообще… Ты уж прости.
Шанцов отпустил Филиппа. Остановившись в дверях, он негромко сказал:
— Эх, чурка… Ты думал, мне все равно, за кого прострелили легкое?! Если уж так получилось, что прострелили… Директор просил тебя зайти.
Филипп молчал. Постояв секунду, Шанцов вышел из канцелярии…
— Сколько у вас выговоров? — Корнев поднял голову от бумаг и улыбнулся.
— Два.
— Если дам третий, многовато… Тем более черт знает, что вы выкинете завтра.
— А завтра я не буду работать.
Корнев не расслышал. Может быть, не расслышал…
— Возьмите свой заводской пропуск. Вы свободны.
Пропуск лежит на столе. Тот самый, что Филипп бросил на конторку в проходной. Взять и уйти? Представляю выражение лица Терновского, когда он узнает, что Филипп остается в отделе… Нет! Только не в отделе.
— Я вам подал заявление.
Директор придвинул к себе бумагу.
— И вы уверены, что поступаете так, как надо?
— Я подал заявление! — упрямо повторил Филипп.
Позиция директора придала ему уверенности. Это щекотало его самолюбие. «Кажется, я мщу за вчерашнее. Какая глупость…»
— «Не согласен с постановкой работы в ОТК», — перечитал Корнев.
«Почему он не читает резолюцию Терновского?» — подумал Филипп.
— Я тоже не согласен с постановкой работы в ОТК. Выходит, мы единомышленники. Я не могу дать согласие на увольнение единомышленника. Вы и такие, как вы, нужны в отделе. Думаю, мы сработаемся.
— Я уже слышал эту фразу… От Шанцова.
Намекнул. Не выдержал. Безвольный слюнтяй! Злорадствующий тупица!
— К вам товарищи из ОКБ, — объявила Гена Казимировна.
— Я занят, — раздраженно произнес Корнев.
Корнев вышел из-за стола и сел напротив Филиппа.
— Признаться, я чувствовал, что вы не виноваты… Но с Шанцовым меня связывает большее, чем служебные отношения. Я ему обязан жизнью. Он меня сначала поставил в тупик, а сейчас, перед вашим приходом, все рассказал. Я, конечно, его накажу, но не в этом дело… Я понял, что «жив курилка».
— Простите, — перебил Филипп. — Не вижу связи между вашими взаимоотношениями и моим заявлением.
Корнев рассмеялся и с любопытством посмотрел на Филиппа.
— Прямая связь! Я никуда вас не отпущу… Такие люди, как Шанцов и вы, нужны заводу. И бросьте дуться, Филипп Матвеевич. Тут всего понемногу. И сложно и склочно. С первым легче разобраться, чем со вторым. — Корнев приподнялся, протянул руку и взял со стола заявление Филиппа. Сложил его вдвое, потом еще вдвое, еще… Это он делал медленно, думая о чем-то своем…