Гроза 1940
Шрифт:
Даже когда его танки только ворвались в Бенгази, он уже понял, что удар его корпуса всего лишь отвлекающий манёвр, главное предназначение которого испугать английское командование. Но Роммель не стал бы «"лисом пустыни"» если бы не использовал до конца самый завалящий шанс. Стремительно обтекая укрепления англичан, которые они пока не собирались сдавать, он устремился на восток.
Жара, пыль, скрипящий на зубах песок, взметаемый сотнями гусениц танков и бронемашин, пытающихся обойти друг друга в этой необозримой дали. Кипящее масло на раскалённых двигателях. Мгновенно исчезающий бензин из повреждённых емкостей. Кипящая вода в радиаторах. Раскалённые пушки на только что захваченных
Через неделю, обойдя блокированный Тобрук, Африканский корпус выполнил поставленную перед ним первоначальную задачу. На этом его возможности и заканчивались. Но тут на Роммеля пролились дары фюрера. К новой, полностью укомплектованной, панцердивизии фюрер добавил поддержку ещё одного воздушного корпуса, затем были переброшены ещё две пехотные дивизии, а самое главное итальянцы всё–таки притащили танкеры с горючим. Всё это свалилось на его голову настолько вовремя, что впору было поверить в свою счастливую звезду.
И он ударил! Ударил так, что британцы, бросая танки и пушки, выбрасывая из перегруженных автомобилей оружие и боеприпасы, побежали во всю мощь моторов. Сталкивая с шоссе брошенные англичанами автомобили, его танки рвались к Каиру. Панические вопли эфира сопровождали каждый оазис занятый его войсками, каждый бархан, оставленный позади его мотопехотой. Почти не встречая сопротивления он к началу мая вышел на рубеж ЭльАламейна и… остановился.
Не потому, что британцы сумели организовать оборону. И не потому, что Черчилль перебросил в Египет всё, что сумел найти в пределах пары тысяч километров. Просто у его танков закончилось горючее! И взять его было негде!
Фюреру было уже не до африканских чудес. Роммель выполнил свою задачу, оттянув на себя все английские войска Средиземноморья. Да, его действия позволили сократить сроки югославской и греческой операции. Стремительно убегающие англичане не способствовали поднятию боевого духа союзников. Греческие генералы предпочли быстрый мир позорной капитуляции. Через неделю после начала операции вермахт парадным строем прошёл через Афины.
Столь же быстро была разгромлена и Югославия. И хотя войска ещё могли сражаться, генералы предпочли сдаться на милость победителя. Просидев в министерских креслах всего две недели, поспешили удрать вслед за убегающими англичанами и их ставленники. Победоносный вермахт растекался по Балканам.
А Роммель остановился в шести десятках миль от желанной, но пока недосягаемой, Александрии.
Нет, фюрер не забыл его лично. Не забыл и его солдат. Награды на его корпус посыпались как из рога изобилия. Дождь Железных крестов всех степеней пролился на солдат и офицеров Африканского корпуса. Вот только бензинового дождя, который ему был так нужен, Роммель не дождался. Рейху было не до никчемных пирамид. Фюрер посоветовал попросить горючее у итальянцев. Но дуче сам сидел на голодном пайке и того, что он сумел наскрести с трудом хватало для парирования контрударов англичан, которые они наносили с периодичностью говорящей о том, что делали они это не из стремления отбросить его назад. Просто это была реакция британских генералов на назойливые понукания Черчилля.
Наступило тягостное равновесие. У Роммеля не было сил отбросить англичан, а британские генералы не испытывали большого желания
А с началом компании на востоке поведение британских генералов стало настолько вызывающим и беспечным, что возникало сильное желание наказать их за самонадеянность. Вот только сил на это не было.
Визит Паулюса давал надежду, что возникшая неопределённость должна разрешиться каким–либо образом. Или он должен окончательно разгромить англичан, но вероятность такого решения проблемы всё–таки была очень маленькой. Или же, что более ожидаемо, его заставят отойти на более выгодные для обороны рубежи, для консервации сложившейся ситуации. Что неприемлемо для него лично, но выгодно для Германии, которой ещё один активный фронт в данной ситуации попросту не нужен.
Наконец томительная дорога закончилась. В сомнительном уюте штабной палатки, к которому командующий Африканским корпусом привык за эти месяцы, но который вызывал у, привыкшего к уюту генерального штаба, Паулюса брезгливое выражение лица, наступило время серьёзного разговора. Оставшись вдвоём, генералы посмотрели друг на друга, после чего Паулюс извлёк из своёго портфеля несколько листков бумаги и подал Роммелю.
– Тебе надо ознакомиться с этим, Эрвин.
Гриф в правом углу документа «"Совершенно секретно. Только для командования"» сообщал о серьёзности документа, а уточнение, сообщавшее, что это всего лишь пятнадцатый экземпляр документа, говорило о значимости его, командира Африканского корпуса, в нынешней иерархии вермахта. А вот само содержание вызывало столько вопросов, что Роммель пытался несколько раз оторваться от него, но каждый раз Паулюс, останавливал его, требуя дочитать до конца.
Документ был очень занятным. Ибо обобщал первые впечатления от столкновений с русскими войсками. И, хотя в нём было очень много фраз «"предположительно"» и «"возможно"», вызывал удивление названными в нём цифрами.
– Фридди, надеюсь это преувеличение предназначенное для того, чтобы пугать фюрера. – Роммель попытался сохранить критическое суждение о ситуации, но Паулюс охладил его.
– К сожалению, Эрвин, это не преувеличение, а преуменьшение, чтобы не пугать фюрера.
– Что ситуация настолько плохая? – Продолжил прощупывание Роммель.
– Ситуация просто катастрофическая! – Ответил ему Паулюс. – Со времён Фридриха Великого, которого так любит наш фюрер, рейх не был в столь сложном положении. То, что посчитали нужным сообщить тебе в этом документе эти бюрократы Кейтель и Йодль, не отражает и наполовину реальной ситуации.
– Так что нас ожидает? – Спросил Роммель.
– Нас ожидает крах! – Ответил ему, обычно спокойный и уравновешенный, Паулюс. – Все эти новинки военной техники, о которых ты сейчас прочитал, сводят все преимущества вермахта даже не на ноль, а на какую–то отрицательную величину, которую я назвать не решусь.