Гроза двенадцатого года (сборник)
Шрифт:
Продолжая следовать принципам, принятым императором всероссийским в отношении торговли в его владениях и допуска нейтральных судов в подвластные ему порты, принципам, от которых е. в-во никогда не сможет отказаться, он обязуется вследствие своей приверженности к союзу, заключенному в Тильзите, не вносить никаких изменений в запретительные меры против непосредственной торговли с Англией, принятые в России и строго соблюдаемые до настоящего времени.
Е. в-во император всероссийский возьмет также на себя по этой конвенции обязательства вступить в переговоры и заключить особое соглашение относительно некоторых изменений в русском таможенном тарифе 1810 г… которые Франция может пожелать в интересах своей торговли. Наконец, е. в-во согласится также взять на себя обязательства заключить договор об обмене герцогства Ольденбургского на равноценную территорию, которая будет предложена е. в-вом императором и королем; в том же договоре е. и. в-во заявит, что он берет назад протест, который он вынужден был заявить, чтобы зарезервировать за своим домом права на герцогство Ольденбургское.
Таковы, г-н герцог, основные условия, которые мне было предписано изложить здесь. <…> Не могу не повторить Вам то, что я взял уже на себя смелость заявить е. в. императору, а также Вам, г-н герцог, а именно, что если, к моему глубочайшему сожалению, я получу известия об отъезде графа Лористона из Петербурга, я должен буду немедленно затребовать свои паспорта и также покинуть Париж.
Государь, брат мой, граф Нарбонн{105} вручил мне письмо, которое в. в-во поручили ему передать мне. Из него я с удовольствием увидел, что в. в-во помните о Тильзите и Эрфурте. Мои чувства, так же как и моя политика, остались неизменными, и я ничего так не хочу, как избежать войны между нами. Вот уже год, как я единственно с этой целью жертвую всеми военными преимуществами, которые мог бы получить. Это самое убедительное, какое я только могу дать в. в-ву, доказательство того, что я весьма далек от стремления к войне или к завоеваниям, и я так же прошу в. в-во верить, что ни при каких обстоятельствах мои чувства к Вам ни в малейшей степени не изменятся и Вы всегда найдете меня таким же, каким я был в Тильзите и Эрфурте.
Год, запечатленный кровью…
Государь, брат мой, вчера я узнал, что, несмотря на добросовестность, с которой я выполнял мои обязательства по отношению к в. в-ву, Ваши войска перешли границы России, а только что я получил из Петербурга ноту, в которой граф Лористон, говоря о причине этого нападения, заявляет, что в. в-во считали себя в состоянии войны со мной с того самого момента, как князь Куракин затребовал свои паспорта. Мотивы, которые герцог Бассано привел в обоснование своего отказа выдать ему эти паспорта, отнюдь не могли дать мне основания предположить, что этот демарш когда-либо послужит предлогом для нападения. Действительно, посол князь Куракин, как он сам заявил, никогда не получал повеления действовать подобным образом, и как только мне стало известно о его демарше, я повелел сообщить ему, что совершенно не одобряю его действий, и приказал ему оставаться на своем посту. Если в намерения в. в-ва не входит проливать кровь наших народов из-за недоразумения подобного рода и если Вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду считать, что все происшедшее не имело места, и достижение договоренности между нами будет еще возможно. В противном случае в. в-во вынудите меня видеть в Вас лишь врага, чьи действия ничем не вызваны с моей стороны. От в. в-ва зависит избавить человечество от бедствий новой войны.
Государь. Генерал Сухтелен{107} передал мне Ваше письмо от 13/25 июня. Император Наполеон повел себя сейчас по отношению к России так же, как он поступил в 1805 году против Австрии, а в 1808 году — против Пруссии. Не имея повода для издания манифеста, он напал на их территорию без предварительного объявления войны. Государи Австрии и Пруссии были тогда союзниками в. в-ва; нерешительная политика сделала их союзниками императора Наполеона, который будет мстить в. в-ву, одновременно карая их за измену делу Европы.
Переход, только что предпринятый императором Наполеоном на Ковно, представляется мне весьма рискованным, поскольку если бы у в. в-ва было под рукой 200 тыс. человек и Вы атаковали неприятеля, а 10-тысячный корпус казаков из Белостока ударил бы ему в тыл, чтобы перехватить обозы, уничтожить резервную артиллерию и зарубить отставших, то я не сомневаюсь, что Вы одержали бы самую блестящую победу. Если же, напротив, войска в. в-ва были рассредоточены и порядок, в котором они были расположены, не позволил им выполнить этот маневр, то мое письмо, должно быть, застанет группировку Ваших армий за Двиной. Это было бы, безусловно, досадно, так как прекрасные провинции, в первую очередь Литва, оказались бы завоеваны, а император Наполеон смог бы легко осуществить свой проект восстановления королевства Польского.
Мы сожалеем, государь, что не смогли опередить его в столь важном деле; я давно уже говорил об этом с г-ном генералом Сухтелеиом. Но, хотя избрание короля Польши сегодня, по-видимому, России и удастся, считаю необходимым настаивать на этом проекте и предложить корону князю Понятовскому{108}. Могу заверить в. в-во, что, согласно полученным мною сведениям, этот князь отнюдь не отказался от мечты занять трон своего дяди, и я бы жестоко ошибался, если бы но думал, что он рассчитывает на поддержку в. в-ва. Именно Вам с присущей в. в-ву мудростью надлежит судить, можно ли отколоть польскую армию и, приведя в действие пружины людского тщеславия и национальной гордости, вырвать плодородные польские области из-под влияния императора Наполеона. Достаточно даже временного нашего успеха, чтобы повлиять на поляков, тогда как самые крупные победы Наполеона не будут иметь для них никакой привлекательности, так как все его ненавидят и служат его целям постольку, поскольку фортуна ему благоприятствует.
В случае, если император Наполеон направится к переправам на Двине, а в. в-во решите защищаться, неожиданно атаковав передовые колонны, лишь только они окажутся на правом берегу, император Наполеон может раскаяться в своей дерзости, особенно если легкоконные иррегулярные части в. в-ва сумеют остаться между Двиной и Неманом, чтобы подбодрить жителей или даже призвать их к оружию по примеру испанцев. В любом случае, государь, если левый фланг Вашей армии при поддержке казаков сможет угрожать правому флангу армии императора Наполеона или даже атаковать его, это помешает последнему перейти Двину.
С большим нетерпением ожидаю дальнейших известий и прошу в. и. в-во верить, что любая Ваша удача будет горячо приветствоваться королем и мною. Однако и в том случае, государь, если удаленность армий друг от друга приведет к неудачам, в. в-во одним лишь усилием воли с успехом восполните потери. Вы находитесь в глубине своей империи, среди верноподданных, любящих Вас и желающих лишь обеспечить Ваше счастье и славу, тогда как император Наполеон оказался вдали от своих владений, будучи ненавидим всеми народами, которые он подчинил своему игу и которые видят в нем символ разрушения.
Г-н генерал Сухтелен уведомил меня о приказе{109}, полученном им от в. и. в-ва. Мир с Англией — это единственное обстоятельство, сдерживающее меня. Как только он будет подписан, начнутся наши боевые операции, и я жду лишь этого мгновения, чтобы привести в исполнение планы, согласованные между в. в-вом и королем.
Мне не терпится, государь, доказать Вам на деле мое рвение и помочь в. в-ву во всем, что касается Вас лично, Вашей империи и дела Севера.
С этими чувствами пребываю…