Гроза двенадцатого года (сборник)
Шрифт:
Если действительно Наполеон решился образовать армию в Далмации, что, при его огромных средствах, ему возможно привести в исполнение, то это может грозить нам большой опасностью, если мы не предупредим ее заключением как можно скорее и во что бы то ни стало, мира с турками. Такая армия, под начальством генерала способного и предприимчивого, как Ней, соединясь с турками, в превосходных силах, будет действовать на наш фланг и произведет диверсию весьма невыгодную для движений нашей большой армии. Кроме всего изложенного выше, этого одного обстоятельства достаточно, чтобы доказать, до какой степени нам необходимо как можно скорее заключить мир с турками.
Государь! Торжественный договор, заключенный 9-го числа минувшего месяца, устанавливая между вашим и. в-вом и венским двором новые и близкие отношения, не может не привести в недалеком будущем к перемене в европейской политике, и благоразумие не позволяет выжидать событий, чтобы подумать об интересах империи. По отношению к северным державам в. в-во требует общего обозрения их положения, основанного на официальной переписке посланников и на тайных донесениях особых агентов. Я имею честь повергнуть на ваше благовоззрение этот труд, присоединяя к нему, согласно вашим приказаниям, картину мер, принятых, или которые следует принять, при этих обстоятельствах.
До тех пор, пока австрийский дсм, ослепленный своей злобою, придерживался советов и обещаний британского кабинета, в. в-во, будучи заняты или угрожаемы кровопролитными войнами в Германии, Италии, Испании, Португалии, должны были смотреть на свои связи с Россией как на необходимый противовес, который обеспечивал бы вам хотя нейтралитет севера: я говорю — скорее нейтралитет, чем союз, и это не без основания, так как даже со времени последней шведской революции, и несмотря на кажущееся присоединение четырех держав, господствующих на Балтийском побережье, к континентальной системе, созданной против Англии, не подлежит сомнению, что испорченность и недобросовестность дворов с одной стороны, а старые привычки народов — с другой, открыли английской торговле массу выходов, которые должны были быть закрыты для нее. <…>
При таком положении вещей к чему служит для Франции мнимая коалиция северных государств против англичан? Не обладая морскими силами для действительного воздействия на последних, расположенные втайне покровительствовать обману, заменяющему для них дозволенную торговлю, они, отдавая пустые приказапия, лишь делают вид, что способствуют целям в. в-ва и исполняют свои обязательства. Поэтому-то и блокада, которая должна заставить Англию умереть с голода среди сокровищ обеих Индий, свелась к системе бессвязной, лишенной единства и безрезультатной. Россия, Пруссия, Дания, Швеция, под видом открытого разрыва с лондонским двором и близких отношений к Франции, сохраняют настоящий нейтралитет, выгодный лишь для англичан, так как состояние нашего флота делает его совершенно призрачным для нас.{96} И тогда преимущества, которых мы ожидали от союза с Россией, с каждым днем исчезают, Россия, напротив того, быстро пользуется всеми выгодами, вытекающими для нее от союза с нами. Она уже мирно владеет Финляндией, и для полного осуществления всех секретных соглашений, Тильзитского и Эрфуртского, ей остается лишь обеспечить себе договором обладание Молдавией, Валахией и Бессарабией, с давних пор покоренных и занятых ее войсками.
На время я оставлю в стороне три второстепенные державы, составляющие предметы настоящего доклада, чтобы исключительно заняться Россией, влияние которой одно лишь может противодействовать видам в. в-ва, касающимся севера и востока Европы. До настоящего времени ее образ действий не внушал никаких серьезных опасений, а личный характер императора Александра представляет собою обеспечение спокойствия. Но этот государь ни достаточно силен, чтобы облечь одного из своих министров исключительным доверием, ни достаточно слаб, чтобы быть управляемым им. Его политика — проявление личных взглядов: его чувства, по-видимому, влекут его к союзу с в. в-вом, но влияние императрицы-матери, хотя обусловленное скорее любовью, чем политикой, и различие взглядов в совете незаметно, и как бы помимо его сознания действуют на ум императора. Англия сохраняет с Петербургом более или менее постоянные сношения{97}, имеет в нем более или менее постоянных сторонников. Нынешний вексельный курс России, состояние ее финансов, запутанных расточительностью последних царствований, дефицит ее таможен со времени войны с Великобританией и уничтожения голландской торговли и другие причины, без сомнения, действительны, но искусно преувеличенные окружающею государя средою, рано или поздно приведут к сближению с англичанами. <…>
Каков в настоящее время главный, если не единственный предмет честолюбия и политики русского министерства? Приобретение турецких провинций на левом берегу Дупая. Кто может доставить их ей более скорым, верным и бесповоротным образом? Армии и переговоры Франции, флоты и переговоры Англии. При настоящем ходе обстоятельств оба государства, и Франция, и Англия, как бы действуют в направлении обратном их действительным интересам. Франция, старинная союзница Оттоманской империи, ничего не может выиграть от расширения России по направлению к Черному морю, и не будь гарантии, данной в. в-вом в силу сложившихся исключительных обстоятельств и ввиду целей, которые никогда не были чистосердечно поддержаны Россией, нашлись бы сильные доводы в пользу того, чтобы отстаивать неприкосновенность Турции, а не вызывать расчленения ее. Англичане напротив того, с того момента, как только их связи с Петербургским двором восстановятся, могут без тревоги отнестись к сосредоточению торговли Востока в русских портах: таким образом, она лишь изменит дорогу, по которой попадет в Лондон. Что же касается политического и территориального усиления русской державы, то Англия перестанет тревожиться или завидовать этому, как только получит возможность противопоставить его Франции. <…>
Если бы было возможно предположить, что британское министерство чистосердечно согласится на мир, совместимый с нашим морским и торговым существованием, своеобразные условия, в которых находятся обе страны, могли бы привести к нему. Россия, бесспорно, не пожелала бы ничего лучше, как подписать договор, непосредственные выгоды которого клонились бы в ее пользу. После приобретения Финляндии, Молдавии, Валахии, Бессарабии и части австрийской Польши открыть свои порты торговле всех народов, поднять свой кредит, улучшить свое финансовое положение, упрочить свое господство на Севере и Востоке, ввести порядок и бережливость в свое внутреннее управление было бы образцовым примером политики столь же удачной, как и искусной. Франция не позавидовала бы столь большим выгодам, если бы братья в. в-ва, занимающие престолы Вестфалии, Неаполя, Голландии и Испании, были бы признаны Англией, и если бы империя, возвратив себе свои колонии, получила бы вместе о тем и средства воссоздать свой флот. Но нельзя поддаваться иллюзиям. Лондонский кабинет согласится, даже предложит России гарантировать выгоды, о которых только что шла речь, лишь для того, чтобы лишить Францию плодов десятилетних побед. От нынешней политики лондонского кабинета можно ожидать лишь временного перемирия, обманчивого и вероломного мира, во время которого народные богатства и возрождающийся флот были бы без защиты предоставлены зависти Англии и уничтожены при первом случае. Таким образом, при условиях, которые послужили бы основанием договоров, на которые мог бы согласиться британский кабинет, России предстояло бы много выиграть, а Франции много потерять. Одна упрочила бы свои приобретения и снова завязала бы полезные и прочные сношения, другая вверила бы остаток своих капиталов слову своего врага, не имея возможности требовать какого-нибудь обеспечения. Необходимы другие обстоятельства, новое царствование, новое министерство и иные взгляды в Англии, чтобы Франция могла надеяться на прочный мир. Война лучше перемирия на несколько месяцев, которое, при посредстве ложных обещаний, только помогло бы обмануть малообдуманную деятельность и нетерпеливую жадность наших торговцев. Из этого правдивого очерка следует, что явно противоположные интересы неизбежно приведут в области политики к более или менее оппозиции между Францией и Россией, поэтому, не пренебрегая средствами продолжить союз, основания которого рушатся, не отказываясь даже совершенно от надежды найти в переговорах с британским кабинетом какую-нибудь устойчивость, заранее приучим себя смотреть на Россию как на естественную союзницу Англии и приготовимся бороться на континенте с последствиями сближения между этими двумя державами, как только уже не в нашей власти будет помешать ему.
Прежде у Франции было три союзника, сдерживавшие в должных границах колоссальную империю, которой Петр Великий отяготил Европу. Все трое продолжают еще существовать, несчастные, ослабленные, унылые, но могущие воспринять новую жизнь и даже быть возвращенные к прежней политике творческою рукою в. в-ва.
Турки. Турки первые заслуживают нашего внимания отчасти вследствие особенно выгодного положения их империи, отчасти вследствие их огромных средств, которыми она располагает. <…> Наш союз с петербургским двором подчинил их на время влиянию Англии. Союз Англии с Россией быстро вернул бы нам их обратно. Поэтому две цели одинаковой важности должны быть преследуемы в Константинополе.
Первая заключается в том, чтобы протянуть войну турок с русскими до тех пор, пока значительная часть французской армии необходима в Испании и Португалии, сохранить за собою посредничество при заключении договора, который явится следствием событий, и быть в состоянии заставить турок снова взяться за оружие.
Вторая цель, не менее важная и более трудная, заключается в том, чтобы незаметно склонить Порту уступить в. в-ву Морею и Кандию взамен помощи, которую она получила бы для того, чтобы снова завладеть Малой Татарией и Крымом, более необходимыми для продовольствования Константинополя.
Шведы. После турок наиболее заинтересованы в сближении с Францией шведы{98}, столь же храбрые, как и первые оттоманы, более образованные, более просвещенные, руководимые правительством более мудрым, но менее надежные и не слишком покорные, разделенные между собою раздорами, беспокойные, продажные и почти лишенные возможности выйти из их настоящего положения, преисполненного бессилия и упадка. Тем не менее в Швеции существует народ, и потребность иметь свое отечество, в крайнем случае, может породить здесь то же, что религиозный фанатизм часто делает у турок. Никогда еще положение страны не возбуждало больших опасений: потеря Финляндии лишает ее четверти населения и сил. Петербург приобрел обеспеченную границу. Стокгольм же не имеет ее более. Союз Англии с Россией доведет опасность до крайности, и нельзя отрицать, что вывести Швецию из подобного положения и возвратить ей независимость и безопасность является трудным делом даже для Франции. Первый шаг для достижения этого заключается в том, чтобы сплотить народ против России, подавить в сеймах и сенате дух партийности, порожденный гражданскими распрями и постоянно и тщательно поддерживавшийся петербургским кабинетом, и, наконец, упрочить еще мало устойчивую власть нового короля и его намеченного преемника. Здесь следует заметить, что то, что придает нашим переговорам характер нерешительности, а иногда даже направление обратное их действительной цели, это то, что, постоянно имея в виду время, когда Россия станет нашим врагом, мы должны тем не менее уважать в императоре Александре союзника в. в-ва. Это политическое противоречие постоянно вынуждает нас говорить таким языком, который охлаждает доверие правительств, готовых отдаться нам: оно стеспяет все паши дипломатические сношения и лишает их энергичного и открытого характера, который более приличествовал бы министрам величайшего из государей. Это является следствием союза, покоящегося скорее на изменчивых обстоятельствах, чем на постоянных интересах. Следует, в конце концов, придерживаться по отношению к Швеции определенной системы. Но что более всего настоятельно необходимо, так это послать наблюдательного человека, который мог бы в точности ознакомить нас с настроением умов, о политическими воззрениями наследного принца и с средствами, которыми королевство располагает еще. Следует ничем не торопиться на глазах и, так сказать, под пушками русских. Отдаляя еще на некоторое время заключение мира России с Англией и Портой, в. в-во обеспечивает себе возможность покончить с испанским вопросом, прогнать англичан из Португалии и упрочить свое господство на западе и юге Европы. Можно опасаться, что этот великий план совершенно не будет выполнен и что первые успехи сделаются бесполезными, если, в случае внезапного изменения положения дел на севере, в. в-во увидите себя вынужденным направить свои войска в Германию вместо того, чтобы оставить их на некоторое время на испанском полуострове. Но тесные открытые сношения, неожиданно завязанные с Швецией{99}, могут побудить петербургский двор с одинаковою быстротою покончить свои распри с Турцией и Англией для того, чтобы располагать большими силами для удержания Швеции под своим игом, то поэтому и было бы благоразумно возбудить в шведах надежды и дать им субсидии, упрочить их новое правительство, поддержать озлобление, которое должна возбуждать потеря Финляндии, но при всем том заключить явный союз с этим пошатнувшимся престолом лишь после того, как будет обеспечено спокойствие Испании, и будут приготовлены затруднения для России на севере, востоке и в центре Европы.